— Я продолжу отдавать то, что заработаю, в семейный бюджет, — спокойно сказала она, словно дело было вовсе не во лжи и непокорности. — Теперь я смогу больше помочь с оплатой обучения Монро.
— Если ты будешь танцевать здесь, то мало чем станешь отличаться от проститутки, — объявил отец Элен.
— Так вот, значит, как вы хотите, чтобы люди называли меня в Чайна-тауне? Такой считаете меня вы, отец негодной дочери?
Я заметила, как в глазах Грейс вспыхнул огонек понимания. Наконец-то она сообразила, что к чему.
— Я не причиню вреда семье, — спокойно продолжала Элен. — Я смогу помогать больше, чем раньше. И на вас это тоже не…
— Не будь дурой! Ты можешь покрыть имя своей семьи либо славой, либо позором. Что выберешь?
Элен восприняла гнев отца удивительно спокойно.
— Вы всегда говорили, что ждете от меня, чтобы я соблюдала приличия, отличала правильное от неправильного и не позорила семью.
— Именно! Не позорила!
— Я буду зарабатывать по двадцать долларов в неделю, — объявила Элен.
Ее отец моргнул.
— Двадцать? В неделю?
— Кто из моих братьев зарабатывает такие деньги? — спросила она.
— Что скажут соседи? — пробурчал он, но было уже понятно, что она победила. Похоже, слова о деньгах убедили его. Он уступил гораздо легче, чем я ожидала. — Хорошо, ты можешь заниматься этим, но с одним условием, — заявил он, ведя себя так, словно снова подчинил себе дочь. — Я не позволю тебе ходить по Чайна-тауну… по ночам… без сопровождения.
— Да, отец, — как-то сокрушенно и разочарованно ответила Элен, словно отец не прошел какого-то испытания, которое она ему устроила.
— Ладно, — тем временем подвел он итог. — Жду тебя дома к ужину.
Собравшись уже уходить, он снова заметил меня.
— И еще одно, Элен, — сказал он.
«Ну все, начинается, — подумала я. — Сейчас подруги узнают обо мне всю правду, а я даже приблизительно не могу себе представить, как они ее воспримут».
— Должен тебя предупредить. Осторожнее с этой. Она япошка, — проговорил он, кивнув в мою сторону. Элен никак не отреагировала на его слова. Ее взгляд как будто говорил: «Можно подумать, я об этом не знала».
Снова наткнувшись на спокойствие дочери, он крепче сжал газету под мышкой и удалился.
Это был вечер настоящего триумфа для Элен, полного потрясения для Грейс и дерьма с вишенкой сверху для меня.
Первой опомнилась и заговорила Грейс.
— Почему он так сказал о Руби?
Элен нахмурилась.
— Ты и правда глупышка, — ответила она. — Руби — японка. Разве ты сама не видишь? А это, — она указала на вывеску над головами, — «Запретный город». Как сказал Чарли, это заведение для китайцев. Японцы напали на Китай, поэтому японцев сюда не пускают. Понятно, почему отец не хотел, чтобы я проводила время с такими, как она?
Я не получила здесь работу не потому, что я японка, но мне не хотелось говорить об этом.
Ошеломленная Грейс уставилась на Элен.
— Что ты имеешь в виду?
— Руби — японка, — повторила Элен.
Грейс выглядела так, как будто ее ударили по голове.
— Почему ты… почему он… почему вы так говорите?
— Потому что это так и есть, — настаивала Элен уверенным тоном. — А еще это жестоко. — Она повернулась ко мне. — Ты — Руби Том, — произнесла она как можно увереннее. — Это китайское имя. И ты — настоящая китаянка.
— Этель Циммерман тоже сменила имя, — сказала я. — Потому что ей показалось, что оно будет плохо выглядеть на афишах. И теперь она Этель Мерман. Мое настоящее имя Кимико Фукутоми. Руби мне больше подходит, а Фукутоми… ну, я сократила до Том.
— Но это же китайское имя, да? — тихо повторила Грейс. Потом коснулась головы кончиками пальцев, и в ее глазах снова засветилось понимание. — Когда ты сказала, что твои родители захотели вернуться домой, ты имела в виду Японию?
Я кивнула.
— Ой!
Это удивленное восклицание больше подходило к ситуации, когда девушка впервые запускает руку в штаны к мужчине.
— Я поняла! Ты как негр, притворяющийся белым! — Она вздохнула. — Там, где я росла, к этому относились… ну, с предрассудками.