мень просверлит.
Такой дозорный в крепости стоит!
Весь в латах страж от головы до пят,
Горит, пылает жар железных лат.
На грудь навешен, как метальный диск,
Солнцеслепительный зеркальный диск:
Вонзи в него стрелу со ста шагов,
Не оцарапав и не расколов, —
И вмиг — людоподобный исполин
На землю рухнет. Но не он один:
На крепостных стенах их сотня тут, —
И все в одно мгновенье упадут,
И замок-талисман в тот самый миг
Откроется пред тем, кто все постиг.
Но если кто в мишень и попадет,
Но зеркало стрелою разобьет, —
Все стрелы полетят в него — и он,
Как жаворонок, будет оперен.
Похож на клетку станет он, но в ней
Не запоет отныне соловей…
Все в памяти, сынок мой, сбереги:
На всем пути считай свои шаги.
Не делай шага на своем пути,
Чтоб имя божье не произнести.
Лишь пасть отверзнет лев сторожевой,
Немедля в пасть ты бросишь перстень свой.
Твой перстень отрыгнув, издохнет зверь.
Поднимешь перстень и пойдешь теперь
Еще на девятьсот шагов вперед:
Плита тебе ворота отопрет.
А зеркало стрелой не расколоть
В тот миг тебе поможет сам господь.
Ступай и делай все, как я сказал…»
Прах перед ним Фархад облобызал —
И в путь пустился, помня те слова;
Шаги считая, он дошел до льва.
Он бросил перстень в льва — и зверь издох:
Дошел до камня — сдвинул, сколько смог, —
И сразу же услышал голоса:
Шум за стеной высокой поднялся.
Но лишь открылись крепости врата,
В ней смерти воцарилась немота.
Глядит Фархад, не знает — явь иль блажь:
Стоит пред ним железный грозный страж —
И сто стрелков железных на стене
Натягивают луки, как во сне.
Молитвою сомнения глуша,
Спустил стрелу царевич не спеша —
И в средоточье зеркала, как в глаз,
Не расколов его, стрела впилась.
(Так женщина, к любимому прильнув
И робко и томительно мигнув,
Возобновляя страсть в его крови,
Медлительно кладет клеймо любви.)
Когда молниеносная стрела
Покой в зеркальном диске обрела,
Свалился вмиг железный Руин-Тен,
И сто других попадали со стен…
Освободив от истуканов путь,
Свободно к замку-талисману в путь
Пошел Фархад, и кованая дверь
Сама раскрылась перед ним теперь.
Богатства, там представшие ему,
Не снились и Каруну самому:
И Запад и Восток завоевав,
Тягот немало в жизни испытав,
Сокровища из побежденных стран
Свозил Руми в свой замок-талисман…
* * *
Был в середине замка небольшой,
От прочих обособленный покой.
Он вкруг себя сиянье излучал,
Загадочностью душу обольщал.
Фархад вошел, предчувствием влеком;
Увидел солнце он под потолком, —
Нет, это лучезарная была
Самосветящаяся пиала!..
Не пиала, а зеркало чудес, —
Всевидящее око, дар небес!
Весь мир в многообразии своем,
Все тайны тайн отображались в нем:
События, дела и люди — все,
И то, что было, и что будет, все.
С поверхности был виден пуп земной.
Внутри вращались сферы — до одной.
Поверхность — словно сердце мудреца,
А внутренность, как помыслы творца.
Найдя такое чудо, стал Фархад
Не только весел и не только рад,
А воплощенным счастьем стал он сам,
К зеркальным приобщившись чудесам…
Оставив все на месте, он ушел,
Обратно с дивной вестью он ушел.
У родника он на коня вскочил, —
Утешить войско и отца спешил.
От груза горя всех избавил он,
Свои войска опять возглавил он.
Войска расположив у родника,
С собой он взял вазира-старика —
И в замок Искандара поутру
Привел благополучно Мульк-Ару.
Все для отца вручил вазиру он,
Поднес ему и чашу мира он.[30]
К стоянке лишь с вечернею зарей
Пришел царевич вместе с Мульк-Арой…
Когда фархадоликая луна,
Сияющим спокойствием полна,
Разбила талисман твердыни дня,
И солнце-Искандар, главу склоня,
Ушло во мрак, и легендарный Джем
Незримо поднял чащу вслед за тем, —
У родника живой воды вазир
Устраивал опять богатый пир.
Вино из чаши Джема пили там,
До дна не пивших не любили там,
Там пели о Джемшиде до утра,
Об Искандаре, сидя до утра.
* * *
Эй, кравчий, пир мой нынешний укрась:
Налей Джемшида чашу, не скупясь!
Напьюсь — мне Искандаров талисман
Откроет тайны всех времен и стран!