ГЛАВА XIII ВОСПИТАНИЕ ФАРХАДА
Кто и почему назвал младенца Фархадом?
Физическое и умственное развитие Фархада.
Учитель царевича. Успехи в науках.
Успехи в рыцарских доблестях.
Характер Фархада. Любовь народа к Фархаду
Хакана сыном наградил творец, Наградой осчастливлен был отец. * * * И стал хакан раздумывать, гадать, Какое бы младенцу имя дать: От блеска красоты его — Луне Прибавлен блеск и Рыбе в глубине.[17] С царевичем (так было суждено) И счастье государства рождено. Хакан подумал: «В этом смысл найди: Блеск — это «фарр», а знак судьбы — «хади».[18] Так имя сыну дал хакан: Фархад… Нет, не хакан, — иные говорят, Сама любовь так нарекла его, Души его постигнув естество. Не два понадобилось слова ей, — Пять слов служило тут основой ей: «Фирак» — разлука. «Ах» — стенаний звук, «Рашк» — ревность, корень самых горьких мук, «Хаджр» — расставанье. «Дард» — печали яд. Сложи пять первых букв, прочтешь: «Фархад».[19] Как золотая клетка ни блестит, Однако птица счастья в ней грустит. Пышна Фархада колыбель, но в ней Все плачет он, тоскует с первых дней. Невеста небосвода день и ночь [20] С него очей не сводит: чем помочь? Десятки, сотни китаянок тут, Как соловьи сладчайшие, поют, Но в нем печаль, какой у детства нет, — Навеять сон Фархаду средства нет! Кормилица ему давала грудь — К соску ее он не хотел прильнуть, Как тяжелобольной, который в рот И сладкий сок миндальный не берет. Другою пищей дух его влеком, Другим Фархад питался молоком: То — молоко кормилицы любви, — Ему в духовной вылиться любви. Фархад особенным ребенком рос: Как муравей питаясь, львенком рос. В год — у него тверда была нога, В три — не слова низал, а жемчуга, И речь его не речью ты зови, — Зови ее поэмою любви. В три года он, как в десять, возмужал, Все взоры этим чудом поражал… Отец подумал, что пора начать Наследника к наукам приобщать. Учителя нашел ему хакан, Чьи знания — безбрежный океан, Кто так все тайны звездных сфер постиг, Что в них читал, как по страницам книг, И, на коне раздумья вверх несясь, Все отмечал, все приводил он в связь; Хотя и до него был разделен На много клеток небосвод, но он Так мелко расчертил его зато, Что небо превратилось в решето. И если мудрецам видны тела, То телом точка для него была.[21] Постиг он все глубины естества, И математики, и божества. Был в Греции он, как философ, чтим, — Стал Аристотель школьник перед ним… Сказал мудрец Фархаду: «Полюби Науку с корешка — от «Алиф-Би».[22] «Алиф» воспринял как «алам» Фархад,[23] «Би» как «бела» истолковать был рад. Тот день был первым днем его побед, — Он в первый день освоил весь абджед.[24] Умом пытлив и прилежаньем рьян, Он через год знал наизусть Коран. Знал все построчно, постранично он, Ни слова не читал вторично он. Но, раз прочтя, все закрепит в мозгу, Как бы резцом наносит на доску… И лишь когда он про любовь читал, Он те страницы вновь и вновь читал, И чувствовал себя влюбленным сам, И предавался грусти и слезам; И если так влюбленный горевал, Что ворот на себе в безумстве рвал, То и Фархад проклятья слал судьбе, Безумствовал, рвал ворот на себе. Не только сам обидеть он не мог, — Ничьих страданий видеть он не мог. Всегда душой болея за других, Он, как мудрец, был молчалив и тих. Отца он в размышления поверг, У матери — в печали разум мерк. Хан утешал: «Все дети таковы». Мать плакала: «Нет, только он, увы!» Ах, не могли они его судьбу Прочесть на этом скорбном детском лбу! Когда Фархаду стало десять, — он Во многих был науках искушен, И в десять лет имел такую стать, Какой и в двадцать не дано блистать. Все знать и все уметь хотел Фархад. Оружием наук владел Фархад, Оружием отваги — силой сил — Теперь он также овладеть решил, И не остался пред мечтой в долгу: В кольцо сгибал он радуги дугу, Соединять ее концы он мог, Соединяя Запад и Восток. Тупой стрелой он мог Арктур пронзить, А острой мог зенит он занозить; Планету Марс он на аркан ловил, Созвездью Льва хребет он искривил; Он выжал воду из созвездья Рыб; Он шестопером семь бы сфер прошиб. Со скоростью круженья сфер — свое Умел меж пальцев он вращать копье Так, что казалось — он прикрыт щитом, Полнебосвода им затмив притом. Он горы так умел мечом рассечь, Что прорубал в горах ущелья меч. И пусть гора одета сплошь в гранит, — Навек прорехи эти сохранит. Под палицей его Альбурз бы сам Взлетел мельчайшим прахом к небесам. Когда б он руку Руин-Тену сжал,[25] И Руин-Тен, как мальчик бы, визжал. Но хоть ученым он прослыл большим И был, как богатырь, несокрушим, Он скромен был, как новичок, едва По буквам составляющий слова. Он силой не хвалился никогда, Ни в чем не заносился никогда, И равнодушен к власти, он скорей На нищенство сменил бы власть царей. Он сердцем чист был и очами чист, Всем существом, как и речами, — чист, Чистейшее на свете существо! И весь Китай боготворил его, И чуть прохладный дунет ветерок, Молились все, чтоб бог его берег, И каждый достоянья своего И жизни бы лишился за него! А чтоб не знал ни бед, ни горя он, Чтоб никакой не ведал хвори он, Хан щедро подаянья раздавал, Что день, то состоянья раздавал. Фархад достиг четырнадцати лет, Но боль в душе носил, как амулет… * * * Вина печали нам подать изволь, Чтоб заглушить в душе печали боль: Пока беда не занесла свой меч, Пусть пир шумит, а мы продолжим речь.