Станислав Сергеич с сомнением глянул на него.
– Может тебе помочь чем-то? – без особого энтузиазма поинтересовался он.
– Помочь? Мне?.. – Федор расхохотался и долго не мог остановиться, а просмеявшись спокойно пояснил: – Когда человек выбирает абсолютную свободу, рано или поздно за это приходится платить. Свой выбор я сделал раз и навсегда!
– На что же ты живешь? – задетый смехом этого странного субъекта, спросил Тропотун. – На паперти побираешься?
– Приходилось и побираться, – беззлобно отозвался Федор. – я ведь лес валил на Севере, моржей бил на Чукотке, бродяжничал по Средней Азии, в послушании ходил в Загорске. Да-да!.. Не веришь?.. Едва постриг не принял. Ну а теперь оператором в котельной служу. Сутки дежурю – двое дома. Сидишь там, один, пламя в топке гудит – хорошо!.. Я с собой рукописи приношу, читаю. Живность там у меня всякая калечная прибивается, подкармливаю, напарники тоже жалеют, не выгоняют.
– Получается, от общества ты все-таки зависишь? – запальчиво вопросил Станислав Сергеич и сам поразился собственной запальчивости.
– «Свобода есть осознанная необходимость», – отбарабанил тот и усмехнулся. – Только не надо меня жалеть. Это я вас всех жалеть должен! Все вы – словно амебы бессознательные. Живете, расталкивая друг друга локтями, чтобы повыше залезть, а нет чтобы о высшей цели своего земного существования думать! Чем дольше я живу, тем больше удивляюсь красоте и гармоничности мироздания. Животворный поток Дао, в котором я пребываю, несет меня из бесконечности в бесконечность…
Э, да он с приветом! Подумал Станислав Сергеич. Впрочем, и в институте был тоже…
– Я не шизик, – проницательно заметил вдруг Федор. – Если человек ищет смысл жизни, его обязательно причисляют к сумасшедшим! А весь прогресс человечества движим такими людьми!
И сверхценная идея при нем… Констатировал про себя Тропотун. Ну а как иначе? Разве признаешься самому себе, что загубил жизнь в погоне за призраком?
– Когда ты меня увидел, я божью коровку рассматривал, – продолжал Федор негромко, словно общаясь сам с собою. – У нее брюшко хитиновое, блестит, как антрацит, лакированная оранжевая спинка с крапинками черными. Вот зачем ей эти крапинки на крыльях?.. Это ведь даже не крылья, надкрылки. Поднимет она надкрылки, расправит крылышки, нежные, бежевые, полупрозрачные и – жжж… полетела… Как душа человеческая…
– Как – что? – переспросил Станислав Сергеич.
– Душа!
– А, ты метафорически…
– Метафорически? – удивился Федор. – Впрочем, пусть метафорически! – усмехнулся он и остановился. – Мне сюда. Почему-то мне кажется, что мы еще встретимся. Запомни мой адрес: Крылова, 18, квартира 18. Очень просто: 18–18!
– Я запомню, – кивнул Станислав Сергеич.
– Да ты мной не брезгуй! – ухмыльнулся вдруг Федор. – Может я тебе еще пригожусь… – Он с вызовом оглядел с ног до головы Станислава Сергеича и бросил ему в лицо: – Все вы – рабы! Обстоятельств, условий жизни, привычек. Только я суть истинно свободен!.. – сплюнул презрительно на тротуар. – К примеру, взять тебя: дом-работа, работа-дом и – ни шагу в сторону. А почему? Время попусту растратить боишься, а только тем и занят, что попусту его транжиришь! Что эта ваша крысиная гонка за успехом, как не потеря драгоценного времени жизни?.. Слепцы… Какие слепцы!.. – воскликнул он, круто развернулся и пошел восвояси, заложив за спину руки и низко опустив голову, полную, вероятно, тяжелых размышлений о судьбе человечества вообще и Тропотуна в частном случае.
Встретил однокурсника… С сожалением и сарказмом думал Станислав Сергеич, провожая глазами сутулую спину Блаженного Федора. Вот что значит не иметь внутри твердого стержня! Назидательно сказал он себе и направился своей дорогой.
Но чем дальше отходил он от места незапланированной встречи, тем сильнее и сильнее раздражали его слова Федора о его, Тропотуна, зависимости от жизненных обстоятельств. Ибо Станислав Сергеич считал себя стоящим выше обстоятельств и способным умело направлять их в нужное лично ему русло. Он пружинно шагал, слегка помахивая модным дипломатом, а в мозгу у него словно крутилась заезженная пластинка, застрявшая на единственной фразе: не свободен, не свободен, не свободен…
«Нонсенс!» – сказал вслух Тропотун, останавливаясь посреди тротуара. И мысленно добавил – как это то есть «не свободен»? Возьму, сейчас, сию секунду, заверну в парк! Это было совершенно лишено логики, какой-то детский неуправляемый порыв. Однако Станислав Сергеич с самым серьезным видом повернул к Центральному парку.
Парк был небольшой, старый, созданный на базе дореволюционного кладбища, постепенно оказавшегося в центре города. Нырнув под напоминавшие триумфальную арку ворота, он медленно пошел по асфальтированной дорожке, петлявшей под развесистыми березами. Ранним утром парк был практически пуст, однако карусель уже вращалась, неся в разноцветных люльках двух мрачных, бородатых мужиков, а на качелях благообразного вида старушка обречено и методично раскачивала капризничавшего внука.