Семён Вайман в молодости преподавал в Ташкенте. Студенты поначалу отнеслись к нему недружелюбно. Когда же он написал на доске свою фамилию, все рассмеялись и враждебность исчезла. Староста объяснил: «Вы наш. Вай — значит „ой“, ман — „я“.» На экзамен студенты принесли большое блюдо с пловом, огромный фарфоровый чайник и конфеты-подушечки. Молодой преподаватель был смущён и пошёл к ректору. Тот вбежал в аудиторию с криком: «Какое безобразие! Как вы смеете?! Исключу!» — а потом подошёл к блюду, запустил сложенную лодочкой ладонь в плов, прожевал и сказал: «Вы хорошо подготовились к экзамену и, безусловно, заслуживаете отличных отметок».
Нам трудно понять и принять национальное сознание среднеазиатских народов. Когда узбек сталкивается с какой-то проблемой, он прежде всего узнаёт, из каких мест тот начальник, от которого зависит решение вопроса. Если это земляк — дело в шляпе. Если нет — нужно найти знакомого из тех мест и послать его к этому начальнику.
Вайман присутствовал однажды в кабинете ректора, когда тот отчитывал молодого преподавателя. Тот, склонив голову, почтительно слушал. Тон становился всё более угрожающим, речь пошла уже о санкциях. Тогда молодой человек, так же потупясь, что-то тихо сказал по-узбекски, и ректор затих, и отпустил провинившегося.
Какие же сакраметальные слова сказал этот человек? «Муаллим (учитель), моя бабушка жила на одной улице с вашей бабушкой».
Выступает чукча на Верховном Совете: «Прошу осудить дом Романовых за то, что Аляску они продали, а Чукотку — нет».
В этот маленький прибалтийский городок поезд пришёл поздним вечером. Пожилой человек с орденом Отечественной войны на груди и с чемоданом в руках сошёл на платформу. Когда-то он воевал в этих местах, а сейчас приехал в отпуск. Человек отправился искать пристанища. Зашёл в гостиницу: мест нет и не будет. В дом никто не пустит. Уже настала ночь. С моря повеяло прохладой. Человек бесцельно ходил по городу, наконец набрёл на Вечный огонь и всю ночь просидел на чемодане, греясь у этого огня.
Оптимисты в Прибалтике изучают местный язык, пессимисты — карту Сибири, а реалисты — автомат Калашникова.
После чёрного воскресенья в Вильнюсе 13 января 1991 года, к которому оказался причастен секретарь ЦК партии Литвы на платформе КПСС Швед, известные пушкинские стихи стали читать так:
После событий в Вильнюсе кинорежиссёр Тенгиз Абуладзе направил президенту СССР письмо: «Дорога, на которую вы свернули вместе с чёрными полковниками, ведёт в ад. Опомнитесь!»
В Москве на площади Восстания пятнадцать флагштоков — для каждой республики. 1 мая 1991 года на них развевались флаги всех цветов радуги.
Грицько и Иван гнали волов по степи. Грицько попросил:
— Иван, отдай мне волов за двадцать рублей!
— Самому нужны.
— Отдай, что хочешь сделаю!
— Съешь дерьмо — отдам.
Иван съел, получил волов, а Грицько приуныл.
— Ну как я теперь без волов, отдай, что хочешь проси!
— Съешь дерьмо, отдам!
Съел Грицько дерьмо, вернул своих волов, всё вернулось на круги своя, гонят волов по степи. Говорит Грицько:
— И зачем мы дерьма наелись?
Путник сбился с дороги, долго кружил по лесу и вдруг увидел человека. «Скажи мне, как выйти из леса?» — обрадовался он. «Я тоже заблудился, — ответил встречный, — и знаю только то, что сейчас мы на неверном пути. Давай искать вместе».
Мудрый человек, рассказывавший эту притчу, объяснял её так: «Подобно этим двоим, мы знаем, что сбились с пути и найти его можем только вместе».
Когда на твоих глазах гибнет твоя страна, любовь к ней становится тревогой, тоской, обожанием сына больного отца или матери.
Ликвидируется Советский Союз — тюрьма народов, но некоторые народы попадают под домашний арест.
ДУХОВНАЯ ЖИЗНЬ ОБЩЕСТВА
Боги разгневались на Вавилон. Дети перестали слушаться родителей и каждый хочет написать книгу.