Словно угадав настроение отца, Джуно негромко спросил:
— Сколько еще мы сможем продержаться?
Бан удивленно моргнул. Вопрос солдата, а не мальчишки.
— Папа?
Он едва не солгал, хотя и понимал, что это было бы оскорбительно для мужающего парня. Но рядом сидела Марли, воспитанная на том, что человек всегда должен смотреть правде в лицо, какой бы горькой она ни была. Бан знал, что и сейчас жена навострила ушки, ожидая его ответа.
— Мы не знаем, — признался он и на мгновение зажмурился от ударившего в глаза ветра. На губах появился вкус соли. Словно от засохшей крови.
Открыв глаза, Бан увидел, что Джуно снова смотрит на стены и на маннианский лагерь и как будто считает видимые знамена: с одной стороны хосские, со щитом, и мерсианские, с завитком на сине-зеленом фоне; с другой — имперские, с красной рукой Манна — край мизинца срезан, — вышитой на белом поле. Знамен этих были сотни.
— Надежда есть всегда, — сказала Марли, желая ободрить сына.
Джуно снова посмотрел на отца.
— Да, надежда есть всегда, — согласился Бан, так и не найдя сил ответить на вопрошающий взгляд сына.
Глава 2
БУН
Его снова толкнули. Сильнее. Ногой.
— Твой пес. — Голос проникал через тонкое одеяло. Женский. Недовольный. — По-моему, он сдох.
Нико заставил себя приоткрыть глаза. Чуть-чуть, чтобы утренние лучи запутались в ресницах. Свет был слишком яркий. Вылезать из-под теплого одеяла не хотелось. Да и рано еще.
— Отстань, — пробормотал он.
Одеяло слетело, и свет залил его целиком. Нико прикрылся ладонью и, щурясь, выглянул в щелочку между пальцами. Над ним, подбоченясь, стояла девушка. Лена, вспомнил он.
— Твой пес, — повторила она. — Похоже, сдох.
Смысл ее слов дошел не сразу. В последние дни переход от сна к бодрствованию давался трудно: утро не сулило ничего хорошего, и встречать очередной унылый день не было ни малейшего желания.
— Что? — Он сел и хмуро посмотрел на девушку. Потом, с той же недовольной миной, на солнце, которое, судя по всему, поднялось на несколько часов раньше и забралось довольно высоко. Бун лежал рядом, там же, где и уснул накануне вечером. Пес еще спал, но над его мордой кружились мухи. — Что?
Нико отогнал мух, погладил собаку до светлой шерсти. Бун не шевелился.
— Он все утро такой, — донесся как будто издалека голос Лены. — И с нами скоро будет то же самое, если не добудем приличной жратвы.
— Бун?
В безжалостно ярком свете пес выглядел далеко не лучшим образом: худой, с торчащими ребрами и резко очерченным позвоночником. Кожа да кости. Некоторое время Нико ждал, в глубине души надеясь, что Бун дернет ухом или подаст какой-то другой знак, указывающий на то, что жизнь еще не покинула его, что он просто спит.
По пес не шевелился.
Нико снова лег на траву, натянул на голову одеяло и положил руку на неподвижный бок старого друга.
Летняя сушь запекла землю, так что Нико сначала разбил твердую, как камень, глину ножом и только потом вы копал могилу голыми руками. Он выбрал место под старым деревом, к югу от парка и неподалеку от их стоянки. Работать пришлось под пристальными, жадными взглядами. В последние месяцы он не раз отгонял желающих выкрасть собаку. Изголодавшие, отчаявшиеся люди иг брезгуют ничем. Нико кричал на них, иногда швырял палки. Бун обычно стоял рядом и рычал. Теперь сил хватило только на сердитый взгляд. По перепачканному пылью лицу текли, оставляя грязный след, горючие слезы.
«Убью любого, кто только тронет», — поклялся Нико.
Пес весил не больше связки хвороста. Нико поднял его
опустил в неглубокую ямку. Постоял на коленях, поглаживая некогда шелковистый, с золотым отливом мех. Над телом снова кружили мухи.
Щенка принес домой отец. Нико и самому было лишь несколько месяцев.
— Это твой товарищ. Его дело — присматривать за тобой, — объяснил отец, когда Нико подрос.
К тому времени Бун и сам вырос и превратился в здоровую, сильную собаку. Мальчик и пес были неразлучны. Бун принадлежал к породе, выведенной специально для охоты на медведей и оленей; ему бы носиться по лугам и лесистым склонам. Последний год, прожитый впроголодь на городских улицах, не пошел Буну на пользу.
И вот...
С тяжелым сердцем Нико сгреб землю в могилу и разровнял небольшой холмик.