На какое-то время, просто для того, чтобы отвлечься от соблазнов, Нико остановился в тени палатки послушать пение уличных торговцев. Мелодии ласкали слух, хотя искать в их словах какой-то глубокий смысл не стоило: продавцы воспевали предлагаемые товары и превозносили установленные на этот день цены. Ни на что особенно не рассчитывая, Нико поинтересовался, нет ли у них какой-нибудь еды в обмен на работу. Все, к кому он обращался, только качали головой, не желая тратить время на попрошайку. Сами едва выживаем, говорили их глаза. Одна старушка, у которой отрезы праздничных кружев соседствовали с корзинами полусгнившей картошки, усмехнулась, как будто услышала занятную шутку. Впрочем, заметив его голодный взгляд и впавшие щеки, она смягчилась.
— Приходи через пару дней. Имей в виду, я ничего не обещаю, но, возможно, мне понадобится небольшая помощь. Придешь?
Нико поблагодарил ее, хотя и знал, что надежды мало. Да и где он будет через пару дней?
Может быть, пора вернуться домой? Что ему делать в городе? В Красную Гвардию не поступить; он много раз пытался записаться добровольцем, как когда-то отец, но его не принимали из-за возраста, а выглядеть старше не получалось. Весь последний год он перебивался редкими случайными заработками, чаще всего в порту, где таким, как он, платили жалкие гроши. Дни в промежутках заполняло отчаяние. Все объяснялось просто: слишком много народу и слишком мало работы. К тому же из-за длительной осады положение с продовольствием постоянно ухудшалось, и выживать становилось все труднее.
Да, рыхлая островная конфедерация под названием Мерсия оставалась свободной, но маннианцы установили эффективную морскую блокаду, так что надежных торговых путей просто не существовало. Поскольку государства Мидереса, за исключением пустынного Халифата на востоке, оказались под властью Империи, то и все прилегающие воды патрулировались имперскими флотами. Единственным торговым маршрутом, связывавшим Бар-Хос с Мерсией, оставался занзахарский, но и на нем конвои подвергались опасности. Пробиваться приходилось с боями, и при этом корабли постоянно становились добычей неприятеля.
Морская и сухопутная блокады служили удавкой, постепенно затягивавшейся на шее Свободных портов, и в результате люди выживали только за счет бесплатного киша, раздачу которого организовал городской совет. Некоторые горожане выращивали что-то на крышах или на крохотных огородиках. Другие становились на кривую дорожку преступлений или проституции. Третьи пытались выдавать себя за монахов Дао, которым закон все еще позволял выпрашивать милостыню на улицах. Большинство же просто голодали, как Нико.
Дома, по крайней мере, не придется беспокоиться о хлебе насущном и крыше над головой. К тому же, зная маму, можно ожидать, что она либо выгнала Лоса, поняв его истинную сущность, либо он сам сбежал от нее, прихватив, несомненно, все более-менее ценное, а значит, место отца занимает кто-то другой.
Останавливало одно: возвращение к матери означало бы признание того, что он неудачник, неспособный стоять на собственных ногах.
«Но ты и есть неудачник. Даже о Буне не смог позаботиться. Дал ему умереть».
Нет, к этому Нико готов еще не был, а потому и мысль о возвращении отогнал решительным кивком.
Время близилось к полудню, и навесы уже трепетали под горячим дыханием асаго, приходившего всегда в это время года и особенно в этот час. Удушающий зной гнал людей с улицы в относительную прохладу ближайших таверн, где жару можно перенести в тишине и покое, в размышлениях о делах или за игрой в иланг, потягивая из крохотных чашек густой чи. Почти не замечая жары и пользуясь тем, что площадь изрядно опустела, Нико направился к ее юго-западному углу, где она выходила к широкой бухте.
Там-то он и обнаружил уличных артистов, облюбовавших это место из-за выгодного положения между гаванью и базаром и близости к основному маршруту, по которому постоянно перемещались в обоих направлениях портовые грузчики. Многие из этой братии уже сворачивались перед сиестой, но самые стойкие — и, скорее всего, самые нуждающиеся — предпочли остаться, невзирая на духоту. Миновав жонглеров, фокусников, предсказателей и монахов с их чашами для подаяний — его мать всегда называла их самозваными побирушками, Нико заметил разыгрывающих некое представление актеров и пробился через толпу поближе к импровизированной сцене.
Труппа состояла всего лишь из трех человек, двоих мужчин и женщины, которых он никогда прежде не видел.
Сюжет представленной ими пьесы не отличался ни изощренностью, ни оригинальностью. Незамысловатая история любви бедного рыбака и прекрасной морской ведьмы излагалась актером помоложе в незатейливом прозаическом стиле, быстро набиравшем популярность в последнее время и вытеснявшем затянутые и скучные старинные саги.