Выбрать главу

В тех случаях, когда врач лишен возможности получить полноценную информацию от больного и его родных (многие родные или не знают о самом факте лечения пациента у доктора или и не хотят знать), то основная нагрузка ложится на опыт и интуицию врача. И здесь одним из вспомогательных моментов является фармакологический тест. Который позволяет врачу, что называется, убить двух зайцев одним выстрелом. С одной стороны, большинство больных и их родных наслышаны о том, что неправильное лечение психических заболеваний может нанести большой вред здоровью больного. Некоторые так и говорят, что в психиатрических больницах из больных делают полных идиотов. Существенное снижение общего интеллектуального уровня пациента действительно может происходить, но только при многократном применении немедикаментозного способа лечения: электросудорожной терапии (вызывания мышечных судорог с помощью кратковременного разряда электрического тока). Но данный вид, как правило, применяется у больных с большим сроком заболевания (более 10–15 лет) и когда уже практически никакие лекарства, ни в каких дозах и комбинациях не дают совершенно никакого положительного результата. Это крайнее средство.

Что же касается негативного влияния лекарств, то здесь имеет место множество искаженных стереотипов восприятия и мышления. Серьезные психические заболевания тем и страшны, что при отсутствии своевременного и адекватного по интенсивности лечения (причем, как в период интенсивного лечения, так и поддерживающего — многомесячного, многолетнего или пожизненного), они вызывают в клетках головного мозга необратимые изменения. В результате чего умственные и психологические возможности пациента значительно снижаются. Это можно наблюдать у большой группы пациентов, которые после стационарного лечения не принимали никаких лекарств 2–5 лет. И в итоге получали состояние полной интеллектуальной несостоятельности, когда, по словам одной из больных "даже один час в день привычной умственной работы становится чем-то принципиально невозможным, становится недостижимой мечтой". А вот среди людей, которые по 5-15 лет находятся под наблюдением высококвалифицированного и добросовестного врача, заинтересованного в стабильном состоянии здоровья не всех больных вообще, а именно конкретного пациента, много тех, кто не просто работает, а выполняет очень сложные и умственные задачи и предельно непростые психологические функции (своего рода виражи, узоры, многогранные и многоэтапные программы индивидуального и коллективного характера). Иначе говоря, отсутствие лекарств действует во много раз страшнее, чем их присутствие. Другой вопрос, что думать обо всех врачах, как о профессионалах в истинном смысле

этого слова — это напрасная и опасная иллюзия. Профессионалов в любой области нашего бытия не может быть больше 10 %. Меньше — это пожалуйста. А больше — это сказка даже для самых известных и крупных учреждений. Например, работая в НИИ психиатрии и неплохо зная коллектив, я мог бы доверить лечение своего друга из 500 сотрудников (в том числе 40 профессоров) лишь 10–15. А когда я первые годы работы в НИИ уезжал в отпуск и оставлял своим пациентам телефоны наиболее квалифицированных специалистов из своего института, то по возвращению практически все пациенты и их родственники, кто обращался за помощью к ним высказывали мне очень большое удивление по поводу того, что ни один из них не брался решать столь обширную группу вопросов, которой занимался я в постоянном и привычном режиме. Условно говоря, один качественно занимался из десяти фундаментальных вопросов работы психиатра и психотерапевта только первыми тремя, второй — другими тремя, третий, в лучшем случае, — пятью. Иначе говоря, для получения ответа на все десять вопросов наиболее упорным и настойчивым родственникам приходилось общаться, как минимум, с тремя специалистами. Соответственно оплачивая гонорар каждому из них в полном объеме. И, к сожалению, далеко не всегда их устраивала форма или суть да и объем получаемой информации от них. Реальная проза жизни. И тут, как говорится, ничего не поделать.