Перед глазами вновь встал брат, погрузивший руки в грудную клетку смертного и убивающий с безмятежным выражением лица. Это было что-то новое. На борту «Никтона» Келленкира переполнял гнев. Теперь он казался умиротворенным, и это не могло не тревожить.
Тоннель несколько сотен метров шел под постепенно растущим уклоном. Ноги скользили по гладкому камню, и Повелители Ночи ругались, чуть не падая. Чем дальше они заходили, тем круче становился уклон; постепенно их скорость упала почти до нуля.
У Келленкира этих проблем не было. Он шагал вперед так легко, словно шел по ровной земле. Когда он вновь отдалился, превратившись сначала в серое пятно на фоне тьмы, а затем в силуэт, Келлендвара охватила тревога.
— Келленкир! — позвал он. Брат давно выкинул вокс-бусины. — Келленкир! — прогремел его голос из-за вокс-решетки, но эха не было, и голос затих гораздо быстрее, чем должен был.
Легко шагая, Келленкир исчез в темноте. Келлендвар не поспевал за ним и пустился в бег. Ноги скользили но полу, он занимался на каждом третьем шаге. Впереди ничего не было видно, абсолютная темнота ревниво берегла свои тайны. Ни собственные глаза, ни оборудование доспехов не могли ее разогнать. Ему оставалось лишь надеяться, что на пути не встретится стен или ям. Все мысли были только о брате.
— Палач! — позвал его лейтенант.
— Следуйте за мной! — прорычал он в ответ. — Медленно.
Келлендвар значительно обогнал своих воинов, и их ругательства и шаркающие шаги слабели даже быстрее, чем тусклый свет от их линз. Тьма обволакивала его тесно, как вторая кожа.
— Келленкир! — опять закричал он.
Он поскользнулся. Неправильно поставил ногу, слишком быстро опустил пятку на пол, и нога ушла вперед. Он взмахнул руками и тяжело упал. Тоннель тому моменту стал еще круче, и он покатился вниз на спине.
Чтобы контролировать спуск, он расставил руки в стороны. Это помогало не переворачиваться, но остановить ускорение он не мог.
Перед ним разверзлась тьма, показавшаяся бесконечной, но это была иллюзия. Он достиг дна и, немного проехав по полу, остановился.
В шлеме зазвенел аварийный сигнал. Он отключил его. Наступила абсолютная тишина.
Вдруг из темноты материализовалось белое демоническое лицо — лицо человека, искаженное дьявольской линзой. У него были вытянутый подбородок, выступающие скулы, глубоко посаженные глаза в угловатых глазницах. Лоб уродовали большие наросты, гладкие, как жировики, но слишком равномерно расположенные. Глаза у существа были красные и с прожилками. Черный язык облизывал безгубый рот.
Келлендвар закричал и выхватил болт-пистолет.
Брат смотрел на него сверху вниз. Демоническое лицо пропало.
— Ты чего шумишь, малыш Келл? В чем дело?
Келленкир не называл его малышом Келлом уже очень давно с тех нор, как они детьми выживали в нижних пригородных развалинах Нострамо Квинтуса.
— Келленкир! Я думал…
Келленкир поднял к губам палец, все еще окрашенный кровью сотинцев.
— Тихо! — сказал он. — Я кое что нашел.
Келленкир протянул ему руку. Поколебавшись, Келлендвар принял ее и позволил поднять себя на ноги.
— Сюда! Идем.
Они двинулись по изогнутому коридору. Келлендвар слышал, как позади его воины добираются до конца уклона, в том числе и на спине, как он, и испытал беспричинное облегчение. Он больше не чувствовал себя в безопасности, когда оставался наедине с братом.
Они миновали модульный опорный пункт. Ультрамарины, занимавшие его, были мертвы.
— Твоя работа? — мрачно поинтересовался Келлендвар.
— Моя? Нет, — ответил Келленкир. — Наших братьев. Здесь шел бой. — Он указал ногой на разбросанные гильзы и блоки питания. — Они ушли дальше. Наши братья прошли в нескольких метрах от сердца горы, но не нашли его.
В его голосе звучало ехидное веселье, словно он делился секретом.
— Куда они ушли? Ты с ними как-то контактировал?
— Никак, — сказал Келленкир с дурацкой певучестью. — Вокс молчит. Здесь, внизу, не этот голос надо слушать. Идем, идем, и ты тоже услышишь…
Келленкир вел себя как взрослый, пытающийся преуменьшить опасность. Он словно играл в одну из тех смертельных игр, которые родители порой вынуждены устраивать, чтобы их дети выжили. Это навело Келлендвара на мысли о прошлом — о временах, когда Келленкир постоянно так себя вел, о жизни, которая была так давно, что казалась чужой.
После того как они поднялись на борт вербовочных кораблей и изменились в операционных залах флота, Келленкир стал забывать смертную жизнь. Келлендвар помнил больше, но все равно немного.