Вблизи станция казалась гораздо больше, чем на обзорном экране. Антенны уходили так далеко, что искажались перспективой. Бледные пластины главного корпуса, которые раньше выглядели хрупкими, превратились в огромные плиты, красноватые из-за варп-шторма.
— Мы запаздываем, — сказал Кай сам себе.
Он выпустил из ранца еще одну струю газа, разгоняясь до опасной скорости. Воины направлялись к центральной части. Та была объемнее стыковочного кольца и главной шахты и напичкана оборудованием. Риск, что их обнаружат, на ней был меньше. Подлетая к станции на полной скорости, Кай поднял ноги за мгновение до удара. Отдача прошла сквозь всю броню, а инерция толкнула его вперед, заставив покачнуться, но он удержался, вовремя примагнитив подошвы. Вскоре к нему присоединились братья, так же прочно встав на ноги. Внизу тянулся длинный коридор, который соединял станцию с эсминцем и по которому двигался Летик. Но их цель была в другой стороне.
Кай снял болтер с бедра и поманил своих воинов вперед. Им крайне важно было оставаться незамеченными, и он не решался использовать вокс. Двигаясь украдкой, насколько это было возможно, они пересекли станцию по наружной стороне. Никаких повреждений на ней Кай не заметил. Враги явно саботировали передатчик изнутри, но Каю не приходило в голову ни одной теории, которая бы объясняла, зачем предателям повреждать главный ретранслятор, если они собирались позвать на помощь.
Тревоги Летика передались и ему.
Спрятавшись на самом краю антенны, Келленкир наблюдал за тем, как небольшая группа Ультрамаринов выходит из бронированного люка на хребте их корабля. Их было пятеро — ничтожное число, но на фоне грандиозных дорсальных орудий они странным образом казались гигантами. Тяжеловесными, квадратными, как промышленные агрегаты, и высокими. И почему пелена спала с его глаз только сейчас? Подобные существа не могли называться людьми. Они перестали ими быть и превратились во что-то гораздо худшее.
— Мы — машины на фабрике войны, — прошипел Келленкир.
— Что? — раздраженно переспросил Келлендвар.
— Мысль пришла.
— Только не нужно их озвучивать, брат. Ты рискуешь всех нас выдать. Засада провалится.
Келлендвар сидел на толстой пластальной балке, соединявшей рога антенны. Его голова находилась на уровне ботинок Келленкира, и последнему ничего не стоило бы наклониться и вонзить боевой нож в шею брата. Броня «Марк IV» была такой уязвимой в этой области. Он представил скрежет, с которым острие пробьет металлизированный замок и с каким сопротивлением клинок войдет сначала в плоть, а потом в кость. Это убийство стало бы актом милосердия. Ему давно следовало это сделать. Мысль много, много раз его посещала — каждый день, когда они жили в страхе перед бандами мясников из самой черной темноты Нострамо и в его сердце не было ничего, кроме отчаяния.
Он не убил своего младшего брата тогда и теперь не сможет. Келленкир отстраненно проанализировал свою мотивацию. Ничего благородного в отказе от убийства не было. Что бы они оба ни делали, брату суждено было страдать, как всем разумным существам, но он не понимал этого даже после всего, что они пережили. Может, когда-нибудь Келленкир смилостивится над братом и покажет ему правду.
Он оставил мысли о братоубийстве, и они вернулись в свое убежище в темном уголке его души.
— Они нас не слышат, — с холодной уверенностью сказал Келленкир. — К чему эти игры в солдат? Я охотник и знаю, когда моя жертва меня не видит.
Прятавшиеся вокруг воины зашевелились, услышав, что он нарушает вокс-протокол.
— Ты рискуешь разозлить Скрайвока.
— В варп его! — прорычал Келленкир. — Он нас не слышит. Он трус, отродье раскрашенного щеголя-аристократа, раб правил, которые давно ничего не значат. Кто он такой, чтобы мне приказывать?! Франт из высших семей, родившийся с золотой ложкой во рту и стальным ножом в руке. Он считает себя нашим командиром. Да я его сломаю и не замечу. Мы когтями и зубами пробили себе путь из глубин ночи. Чем он себя проявил?
— Сотней кампаний, брат. Он достойный лорд.
— Достойных лордов не бывает! — фыркнул Келленкир. — Только послушай себя, виляешь перед ним хвостом, как побитая псина, которая надеется, что ее погладят. Мы никому не служим. Если мы ушли от Императора, то можем уйти от кого угодно. Иерархия ничего не значит. Скрайвок мной не командует.