Да, вот и репортеры осаждали нас и в Бикон Хилл, и в Заливе черепах. Не давали они нам покоя после того, как Норман Мушари младший вызволил Элизу из лечебницы.
Поднялось ужасно много шума.
Шумиха устраивается каждый раз, когда какой-нибудь мультимиллионер плохо обращается со своими родственниками.
Было очень неловко. Впрочем, этого и следовало ожидать.
Мы еще не виделись с самой Элизой. Нас не соединяли с ней по телефону. Но каждый день в печати появлялись обидные и справедливые слова, которые Элиза бросала в наш адрес.
В свою очередь, мы показали репортерам копию телеграммы, которую послали Элизе через ее адвоката. Показали мы и Элизин ответ.
Мы телеграфировали:
"Любим тебя. Твои мама и брат".
Ответ Элизы гласил:
"Люблю тоже. Элиза".
Элиза запретила себя фотографировать. Она приказала своему адвокату купить исповедальную будку из церкви, которую вот-вот собирались сносить. Во время телевизионных интервью она пряталась в этой будке.
А мы с мамой с волнением следили за каждой передачей, крепко взявшись за руки.
Мы успели отвыкнуть от Элизиного зычного контральто, поэтому нам иногда казалось, что в будку забрался чужак.
Но, будьте уверены, в исповедальне восседала Элиза, собственной персоной.
Помню, телерепортер спрашивал у нее:
"Как вы жили в лечебнице, мисс Свеин?"
"Припеваючи", - ответила она.
"Вы пели что-либо определенное?"
"Все повторяла и повторяла одну и ту же песню".
"А что это была за песня?"
"Приди, о приди. Прекрасный Принц".
"Вы ждали, что вас спасет какой-то определенный принц?"
"Да, я ждала брата. А он оказался свиньей. Он так и не пришел".
22
Естественно, мы с мамой не делали ничего такого, что бы могло помешать Элизе и ее адвокату. Поэтому она очень быстро вступила во владения причитавшимся ей имуществом.
Первым делом она поспешила приобрести половину акций профессиональной футбольной команды "Патриоты Новой Англии".
Это приобретение привело к еще большей огласке и шумихе вокруг нашей семьи. Выступая по телевидению, Элиза по-прежнему не вылезала из будки. Но Мушари всех убедил, что одета она в синюю с золотом форму команды "Патриоты Новой Англии".
В одном из последних интервью ей был задан вопрос, следит ли она за последними известиями. Она ответила: "Я не виню китайцев в том, что они отбыли на родину". Элиза намекала на недавнюю новость. Китайская Народная Республика закрыла свое посольство в Вашингтоне. К тому времени программа выведения мелкой породы людей в Китае достигла такого этапа, что рост китайского посла не превышал шестидесяти сантиметров. Прощальная речь посла была вежливой и дружелюбной. Он сказал, что его страна решила порвать дипломатические отношения только потому, что последнее время в Соединенных Штатах не происходит ничего, что могло бы представлять интерес для китайской стороны.
У Элизы спросили, одобряет ли она поступок китайцев.
"Какой цивилизованной стране может понадобиться Богом проклятая дыра, вроде Америки? - ответила она. - Здесь плюют даже на ближайших родственников!"
А потом, в один прекрасный день, люди заметили, как они с Мушари пешком пересекают Массачусетский мост, направляясь из Кембриджа в Бостон. День был действительно прекрасный: теплый и солнечный. Элиза держала в руках зонтик. Одета она была в форму своей футбольной команды.
Бог мой, бедная девочка, на кого она только была похожа!
Она сильно сгорбилась, и ее голова оказалась на одном уровне с Мушари, а Мушари был такого же роста, как Наполеон Бонапарт. Она курила сигарету за сигаретой. Ее бил кашель.
На Мушари был белый костюм. В руках он держал трость. На лацкане его пиджака красовалась алая роза.
Незаметно их обступила толпа сочувствующих, а также фото- и телекорреспонденты.
Мы следили за происходящим по телеэкрану. Надо признаться, мы были в ужасе, потому что процессия неумолимо приближалась к моему дому на Бикон Хилл.
23
Мама не была готова к встрече с Элизой. Поэтому она быстро ретировалась наверх в свои апартаменты. Я не знал, что еще может выкинуть Элиза, и мне не хотелось, чтобы слуги были свидетелями нашей встречи. Я отправил их на другую половину.
Раздался звонок, и я сам открыл дверь. "Элиза! Дорогая сестричка! Какая неожиданность! Входи, входи", - сказал я.
Ради позы, я сделал широкий жест, будто собирался ее обнять. Она отпрянула. "Только тронь, мой повелитель Фонлерой, - и я укушу тебя, и ты умрешь от бешенства".
Полицейские сдерживали толпу, преграждая ей путь вслед за Элизой и Мушари в мой дом. Я плотно задвинул шторы на окнах, чтобы нельзя было заглянуть внутрь. Убедившись, что мы остались одни, я мрачно спросил:
"Зачем ты сюда пожаловала?"
"Уилбер, меня влекло твое неотразимое тело, - сказала она, потом закашлялась и рассмеялась мне в лицо: - Дорогая Мутер здесь и дорогой Патер тоже? - Она быстро поправилась: - Чего это я на самом деле? Дорогой Патер умер? Или это умерла дорогая Мутер? Никак не могу запомнить".
"Мама у себя в Заливе черепах, Элиза", - соврал я.
От одновременно нахлынувших чувства жалости, отвращения и собственной вины у меня свело живот. Исковерканная грудная клетка Элизы обладала ужасным свойством. Комната медленно наполнялась запахом винного перегара. Очевидно, у Элизы были проблемы с алкоголем. Кожа у нее была плохая. Цвет лица такой же свежий, как прошлогодний снег...
"Залив черепах. Залив черепах... А тебе, дорогой братик, никогда не приходило в голову, что дорогой папочка - вовсе не наш отец?"
"Что ты хочешь этим сказать?" - спросил я.
"Представляешь, однажды в полнолуние мамочка потихоньку встала с постели, украдкой вышла из дому и прямо на берегу Залива отдалась гигантской морской черепахе".
Так-то вот.
"Элиза, тебе будет легче, если я скажу, что до последнего вдоха мама будет мучаться от сознания, что так с тобой обошлась?"
"Разве мне может быть легче? - спросила она. - Ну, и вопрос. Как обухом по голове!"
Огромной рукой она обхватила плечи Нормана Мушари младшего.
"Вот человек, который умеет помогать", - сказала она.
Я согласно кивнул головой: "Мы ему очень признательны. Поверь".