Сон не таял. Это был мой сон, мой секрет.
…но гнусь, поздравительными тостами своими гнусавыми, стала поперёк дороги, обволокла сиюминутной изощрённой нарицательностью, наречённостью, суженностью, в том смысле, что мы уже были её суженными и её наречёнными.
Нет, не проснуться от этого сна.
Ряд мужей и не мужей, в которых я искала тебя, но не находила; сто пятьдесят долларов… восемьдесят рублей… совокупиться… прямо здесь …
Конечно же, ты никогда не прочитаешь этого письма. Я его просто не отправлю.
– Нет-нет и нет! – взорвался защитник. – Коллега пытается перевести существо дела в нравственную плоскость моего подзащитного, перевести в нравственную плоскость существо дела моего подзащитного, в плоскость дела перевести нравственную сущность!
– Вы заявляете протест или как понимать Ваши слова, господин?..
«Они похитили мои письма. Мой секрет», – было написано дальше.
Теперь Пётр Анисимович сидел на могилке. Провалилось в бездну умопомрачительное тутти, и остался только щемящий флажолетный стон, по симпатическому закону забредшей сюда скрипки. У Луны продолжались тихие роды, а все влюблённые, и Ребекка, и Вадим, взметнулись, вдруг, разноцветными осколками, чтоб, покружив среди звёзд, возвратиться и обратиться зыблющимися привидениями в прозрачных, от потуг Луны, плащах. Гукнул, непонятно к чему, одинокий колокол. Мертвецы хоронили мертвеца.
Гроб, зелёный и лунный, несли на плечах. Печальное шествие.
Но была неточность, разлад, несоответственность, несоответствие и враньё в этой процессии и печали: части не подходили, не совпадали друг с другом…как не совпадают стращать и трещать, или давно и подавно, или страсть и напасть, утеха и потеха, говор и сговор, парапет и пароход… Талейран и Тамерлан… не сос-ты-ко-вы-ва-лись, – и Пётр Анисимович, выговорив это крайне содержательное слово, взял стакан, протянутый ему Верой, побулькал в горле (першило) и продолжил читать:
Может, это блики оторвавшиеся от теплящихся в руках свечей, отправившиеся в свободное странствие, казали: то, вместо черепа, осклабленную ухмылочку шута, то, вместо костлявого треугольного плеча, плечико цвета загорелой красавицы?
…и снова печальное шествие… плачущие пустые глазницы, скорбящие ужимки.
…и снова вспорхнувшие руки, и личико, сквозистое, и ножка распрекрасная из-под плаща, и грудь мраморней, чем самоё лунно-зелёное.
Очередную комедию разыгрывали демоны-мертвецы. Очередной фарс с трагической развязкой, настигшей всех Бригелл и Пульчинелл, Ковьел, Панталоне, Коломбин, Франческин и сеньору Лавинию.
Гроб, то обращался в свадебный экипаж вдруг, то в вихрь лепестков от анютиных глазок, несущихся за счастливой парочкой, и тогда: и плечико, и личико…