На сцене гаснет свет. Непостижимо каким светом осияна, видна только головка Рыжей.
НОЧЬ ЧЕТВЁРТАЯ
Перестановка заканчивается, а радист вмыкает звук.
Голоса:
Боже, чего ещё не хватало…
Каждому своё!
Не в своё корыто не лезь!
…ещё не хватало в Раю побывать.
Осветитель осторожно высвечивает картины Рая (кто только ни приложился, о Босха до Чурлёниса, я бы сказал) в основном ту, где происходит грехопадение. Он, как бы проводит прожектором по мультяшной картинке, от края до края, а потом назад, от края и до края, по этой же картинке.
И, что очень не по делу, но важно, возвращается к живой жизни Хор.
Хор
Светозарная звезда греховному миру явилася еси, Магдалино Марие, егда по славнем Спасове вознесении, грады и веси преходящи и слово Евангелия всюду возвещающи, многи подклонила еси под благое иго Христово. Достигши же даже до древняго Рима, мужески Тиверию кесарю предстала еси и тому образом красного яйца и мудрыми словесы живоносную силу Христа уяснила есн, лукаваго же Пилата и безбожнаго архиерея обличала еси, да по беззаконным делам своим достойная примут, таковому подвигу апостольства твоего дивящееся, радостно вопием ти сице: …
Осветитель даёт свет: возвращает амфитеатр с колышащимися, как и до этого, на фоне театрального задника, фигурами, с прибитой к нему Луной.
Бим
(Упёршийся глазами в Рыжую, сидящую в зале) Ну что, понравилась эта игра в «Кто виноват»?
перекривляет Господа Саваофа:
Кто сказал тебе, что ты наг? Не ел ли ты от дерева, с которого я запретил тебе есть?
и за Адама:
…жена, которую Ты мне дал, она дала мне от древа, и я ел.
Чудный жест, предательский: она! дала мне… так и видится мне – этот упёртый в тебя, чуть опешившую, указательный палец, ещё хранящий запах твоего женского!
А жена сказала:
…..
Ну, скажи, рыжая! Что сказала жена? Нет, ты не скажешь, ты будешь только думать: змий меня обольстил, – если, только речь не идёт, о прóклятой перед всеми скотами… ходящей на чреве своём и ядущей прах во все дни жизни своей змее, а о том змие, кто ликом чёрен, душой остёр, и чувствами исполнен…
«Да нет! – думаешь ты, – речь здесь обо мне, соблазнённой и прелюбодействующей. Прелюбодейка – я».
Ты думаешь – разве и этого, с чёрной душой, создал не Бог? Змий виноват, но разве Змий не его дитя? Змия же родил он! Нет, – говорит Иисус: всякое царство разделившееся само в себе, опустеет.
Правильно говорит, потому что жёлчь, только с жёлчью смешанная, остаётся горькой. И сахар, всякий раз, кислеет, смешиваясь с кислым!
И тут пошло: Бим длеснул талантам, „Piano, Forte!“ – вот он прыгает в бездну, вот летит, упал, вот разбился вдребезги:
Вдребезги (кричит и пищит, и поёт, и плачет, и танцует на канате, и жонглирует длинными сверкающими ножами Бим) в дребезги, а дребезги собрались в кучу (потому что разбилось в дребезги существо бессмертное, а бессмертие ещё труднее победить, чем смерть!) собралась куча в кучу и куча ожила снова… ожила. Он! на краю земли, над бездной, из которой был изьят. Коварный Враг, низринутый с высот Гордыней собственною…
Ты соблазнил её! Но не тобой совершено прелюбодеяние! Но ею. Скажи, Рыжая – ею?
Жонглировал прозрачными шарами, большими, медленными, ленивыми, как пламя инквизиции, на фоне красной кирпичной стены замка, и кресты с распятыми вверх ногами, и щипцы, рвущие языки, и поток крови, хлынувшей изо рта…
Vulgarität! Volgarmente! – Пётр Анисимович, отрывается от чтения, чтоб поправить зарвавшийся огонёк свечи (зачем же ещё, он мог оторваться) и продолжает:
Бим
Vulgarität? Volgarmente? – Нет! так обычно – так, обычно, разбираются в том, что кому принадлежит.
Пётр Анисимович
Непонятно каким образом вступивший в диалог с Шутом, по прозванью Бим.
Trivialmente! Всё давно поделено. Кому что принадлежит…
Бим
Правильно, хоть и trivialmеnte… кому что принадлежит и кому за что отвечать и нести покарание давно решено!
Пётр Анисимович
Да, правильно (хоть и, in modo volgare), Создатель отвечает за создание, хотя создания претерпевают… ох, столько (не сколько, а столько) претерпевают, что создаётся впечатление, что кара, вся, падает на них, и лишь только за то, что они – созданья чьих-то рук, там, или мыслей.