Фарсалия, или Поэма о гражданской войне [Репринтное воспроизведение текста издания 1951 г.]

Марк Анней Лукан ФАРСАЛИЯ или ПОЭМА О ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ

КНИГА ПЕРВАЯ

Бой в Эмафийских полях — грознейший, чем битвы сограждан,[1]
Власть преступленья пою и могучий народ, растерзавший
Победоносной рукой свои же кровавые недра,
Родичей кровных войну, распавшийся строй самовластья[2]
5 И состязанье всех сил до основ потрясенной вселенной
В общем потоке злодейств, знамена навстречу знаменам,
Схватки равных орлов[3] и копья, грозящие копьям.
Что за безумье, народ, какое меча своеволье —
Сонмы враждебных племен латинскою радовать кровью!
10 В дни, как Авзонский трофей[4] с надменных столбов Вавилона
Рвать надлежало, и Красс[5] неотмщенною тенью скитался,
Вы увлекались войной, не сулившей Риму триумфа?
Сколько земель и морей, увы, покорить бы могли вы
Кровью, какую тогда проливали десницы сограждан, —
15 Там, где восходит Титан[6], где ночь укрывает созвездья.
Там, где полуденный зной пыланием землю сжигает,
Где коченеет зима, никогда от весны не смягчаясь,
Скифским морозом сковав ледовитого Понта[7] пучину:
Серы и дикий Аракс[8] теперь бы под иго склонились,
20 Как и народ, коль он есть, свидетель рождения Нила.
Рим, если так велика твоя страсть к неправедным войнам, —
Только когда ты весь мир подчинишь латинским законам,
Против себя обратись: еще нет во врагах недостатка!
Ныне ж, когда в городах Италии камни нависли
25 Полуразрушенных стен, и строений развалины всюду
Грудой лежат на земле и сто́рожа в доме не стало,
Лишь кое-где старожил по древнему городу бродит,
Вся же Гесперия[9] вкруг невозделана многие годы
В жестких колючках лежит, и рук не хватает для пашни, —
30 Нет, ни яростный Пирр, ни Пуниец[10] виновником стольких
Не был потерь и мечом не умел так глубоко проникнуть:
Сотни зияющих ран нанесла рука гражданина!
Но, коль иного пути не нашли для прихода Нерона[11]
Судьбы, и грозной ценой покупается царство всевышних
35 Вечное, и небеса подчиниться могли Громовержцу[12]
Только когда улеглось сраженье свирепых гигантов[13], —
Боги, нельзя нам роптать: оплачены этой ценою
И преступленья, и грех; и пусть на Фарсальской равнине
Кровью залиты поля и насытились маны Пунийца[14];
40 Пусть и решительный бой разразился у гибельной Мунды[15];
Цезарь, к несчастиям тем прибавь и осаду Мутины[16],
Голод Перусии, флот у суровой Левкады погибший[17]
Да и с рабами войну[18] под склонами огненной Этны:
Все же гражданской войне мы обязаны многим: свершалось
45 Все это ради тебя! Когда, отстояв свою стражу,
Старцем к светилам взойдешь, тобой предпочтенное небо
Встретит с восторгом тебя; держать ли ты скипетр захочешь,
Или же ввысь воспарить в колеснице пылающей Феба,
Чтобы оттуда земле, не испуганной сменою солнца,
50 Пламенем новым сиять, — божества тебе всюду уступят
И предоставит природа права, каким бы ты богом
Стать ни решил и где бы свой трон ни воздвиг над вселенной.
Только престола себе не ставь ты в северном круге,
Или на полюсе том, обжигаемом ветром противным,
55 Видеть откуда свой Рим твое солнце лишь искоса сможет.
Если ты ступишь ногой на край безмерного свода —
Дрогнет под тяжестью ось; блюди равновесие мира,
Став посредине небес; пусть эта эфирная область
Ясной останется вся, в облаках да не скроется Цезарь.
60 Пусть человеческий род, оружие бросив, стремится
К общему благу в любви; и мир, по вселенной разлившись,
Да заградит навсегда железные Януса двери[19].
Мне ж ты — давно божество, и если ты в сердце поэта
Внидешь, не надо мне звать вдохновителя таинств Киррейских[20],
65 Вакха не буду тогда отвлекать от родной его Нисы[21]:
Мощи один ты вольешь достаточно в римские песни!
Дух мой дерзает раскрыть причины великих деяний,
Труд необъятный предстал мне: что же погнало к оружью
Ярости полный народ и мир из вселенной исторгло?
70 Судеб завистливых ряд, не дающих великому долго
Выстоять; тяжкий распад от его непомерной громады,
Рим, не сносящий себя. Когда распадутся все связи,
И завершит все века последний час мирозданья,
К древнему хаосу вновь устремясь, то созвездья столкнутся