Обдумывая ход исторических событий Римского государства, Лукан полагает (I, ст. 158), что
Военные успехи, обратившие Рим в мировую державу, развратили народ (I, ст. 171),
С одной стороны, огромная военная добыча породила богатство и роскошь, породившие, в свою очередь, изнеженность (I, ст. 164 сл.):
С другой стороны, расширение земельных владений, сосредоточение их в руках отдельных богачей и то, что
привело к тому, что закалявшее римлян довольство малым, благородная бедность (paupertas, — ст. 165), сменившись непомерным богатством немногих, обратилось для большинства римлян в нищету и нужду (egestas, — ст. 173), и уже (I, ст. 173 сл.):
Выборы должностных лиц обращаются в «торг должностями», заимодавцы берут «хищный процент» и назначают «беспощадные сроки уплаты». Словом, все старинные устои римской республики поколеблены, и «война стала выгодной многим» (I, ст. 181).
Таким выводом заключает Лукан свое изложение причин, разрушивших государственное целое и приведших к гражданской войне.
Но положительной программы у Лукана нет. В своем вступлении он ни слова не говорит о мерах, какие могли бы восстановить былой республиканский строй Рима в том виде, в каком он был, по традиционному представлению, во времена Куриев и Камиллов. Лукан считает такой возврат к прошлому невозможным и мечтает лишь об одном: о водворении мира и спокойствия во всем мире. И вот к этому водворению мира поэт считает призванным Нерона, который и после своего будущего апофеоза должен заботиться о благе вселенной: «блюди равновесие мира» — обращается Лукан к Нерону (I, ст. 57),
Вступление к «Фарсалии» показывает, какова была основная мысль и задача Лукана в его поэме о гражданской войне[883].
Эту войну Лукан считал критическим моментом римской истории: ею заканчивался весь период древней республики, выродившейся в тираннию «трехголового чудовища»[884]. После исторически неизбежного, с точки зрения Лукана, крушения совместного самовластия трех, а после смерти Красса — двух владык Рима (I, ст. 4 и 84—97), должна была наступить новая эра для римской державы. Лукан считает гражданскую войну, которой он посвящает свою поэму, самым мрачным событием в истории Рима, сходясь в своем мнении с современником и участником борьбы между Цезарем и Помпеем — Цицероном, который через два года после битвы при Фарсале писал: «…я скорблю, что, выступив в жизни как бы в дорогу с некоторым опозданием, я прежде окончания пути застигнут был этою ночью государства»[885].
Лукан родился после того, как миновала эта «ночь государства», и во введении к своей поэме он надеется на наступление ясного для Рима дня. Для Лукана идеалом верховного правления обновленного римского государства было правление Сената, который поручает власть намеченному им лицу. Эта идея выражена Луканом в начале пятой книги «Фарсалии» (V, ст. 13—14), когда римские сенаторы
и развита в дальнейшей речи Лентула (V, ст. 17——47).
Таким образом, Лукан и его единомышленники стремились к аристократической («сенатской») республике, возглавляемой зависимым от сената «вождем» (V, ст. 47). Такому «законному» образу правления, которое было установлено в разгар гражданской войны, Лукан противополагает деспотию Юлия Цезаря, самовластно распоряжающегося в Риме: незаконно созывающего Сенат и предписывающего ему решения (III, ст. 103—111), издевательски относящегося к народным собраниям (V, ст. 385—402), дерзко заявляющего о своей неограниченной власти (V, ст. 660—664).
883
Сам Лукан насчитывает шесть причин гражданской войны между Цезарем и Помпеем: 1) роковая необходимость, не допускающая «великому долго выстоять» (I, ст. 67—84); 2) то, что Рим стал «трех владык достояньем» (т. е. Цезаря, Помпея и Красса), тогда как коалиционная тиранния невозможна (ст. 84—97); 3) гибель Красса, бывшего «единой помехой против грядущей войны» между владыками Рима (ст. 98—111); 4) смерть Юлии, дочери Цезаря, бывшей замужем за Помпеем (ст. 111—120); 5) соперничество Цезаря и Помпея (ст. 120—157); 6) пороки римлян, порожденные чрезмерным богатством в результате успешных войн и приведшие к разложению римского общества (ст. 158—182).
885
См. трактат Цицерона «Брут», гл. 96, § 330. Эти слова Цицерона послужили темой для одного из лучших стихотворений Тютчева — «Цицерон»: