Выбрать главу
100 В город ворвался, и к нам свирепая гибель примчалась! Чернь умирала и знать, мечи широко разгулялись, И ни единую грудь не щадило глухое железо. В храмах стояла кровь; и алели скользкие камни Влагой обильных убийств. Не спасал человека и возраст: 105 Старцу в преклонных летах злодей ускорял без зазора Смертного часа приход, иль ребенку несчастному гнусно Нить судьбы обрывал на пороге начавшейся жизни. О, за какие грехи достойны убийства младенцы? Если ты смертен — умри! Сама по себе увлекает 110 Ярость. Виновных искать — напрасная времени трата. Бо́льшая часть погибала толпой. Победитель кровавый Головы жертвы своей уносил от безвестного тела, Ибо стыдился идти с пустыми руками. Единой Было надеждой — дрожа, целовать обагренную руку. 115 О, развращенный народ! Хоть за знаменем новым несутся Тысячи лютых мечей, — даже почесть на долгие годы Так не оплатят мужи, а не то что позор свой короткий — Жизнь на тот срок, пока вновь не придет к нам Сулла. Кто сможет Столько оплакать смертей? О Бебий, которому чрево 120 Вырвали толпы убийц, чье тело они окружили И разорвали в клочки! Или бед прорицатель Антоний, Чья голова, поседелых волос бахромою свисая, Кровью сочилась, когда на праздничный стол ее бросил Воин! Фимбрия там растерзал обезглавленных Крассов. 125 Страшный застенок тогда обагрился кровью трибуна. Сцевола, также тебя, презрев оскорбленную Весту, Дерзкий зарезал злодей возле самых святилищ богини, Близ ее вечных огней: но хилая старость из горла
Крови не много пролив, не смогла угасить это пламя. 130 Марий, в седьмой уже раз возвратил себе консула связки: Здесь его жизни предел; он все перенес, что Фортуна Злейшая может послать, и лучший свой рок испытал он. Все он измерить сумел, что дает человеку судьбина. Сколько уже мертвецов лежит у Священного порта? 135 Толпы какие легли у Коллинских ворот в эту пору — В дни, когда места едва державная мира столица Не изменила, и был самнит исполнен надежды Рим опозорить сильней, чем когда-то в Кавдинском ущельи? Мстителем Сулла пришел, избиенья безмерные множа. 140 Он из столицы тогда ничтожный крови остаток Вычерпал; руки его, отсекая загнившие члены, Зло истребляя, чрез край свое завели врачеванье, — И разрасталась болезнь: от меча погибали злодеи; Но уцелеть в эти дни одни лишь злодеи умели. 145 Ненависть волю тогда получила, и вырвалась злоба, Сбросив закона узду. Не один творил беззаконье, — Каждый его создавал. И раз навсегда преступленье Правилом вождь объявил. Коварный кинжал свой вонзает Раб господину в живот; запятнаны кровью отцовской 150 Дети, и спорят о том, кому завладеть головою. Братья назначить спешат продажную цену за брата. Склепы полны беглецов, и тела живые смешались С трупами мертвых; людей не вмещают звериные логи: Этот, накинув петлю на горло, себя удушает; 155 Бросившись в пропасть, другой расшибает о твердую землю Тяжкое тело свое; из рук победителя грозных Смерть похищают они; а третий — костер погребальный Сам себе строит из дров и, пока еще кровь не иссякла, Прыгает в жаркий огонь, чтоб сгореть, пока еще можно. 160 Головы знатных несут по смятенному Риму на копьях, В кучу на форум кладут: и здесь открывается людям Тайных убийств череда. Не видала таких злодеяний Фракия в стойлах коней на дворе у царя Бистониды, Ливия — подле ворот Антея; и Греция в скорби 165 Стольких растерзанных тел во дворце не оплакала Писском. Так как тела уж гниют, и время давно исказило Лица родных мертвецов, — родители робкие тщатся Трупы тайком подобрать к головам, узнаваемым трудно. Помню, я сам, желая сложить в запретное пламя 170 Голову брата, искал среди мертвечины и тлена Тело его и смотрел все трупы сулланского мира. Пробовал я без конца, к какому обрубку могла бы Ты, голова, подойти. Расскажу ли, как Катула призрак Кровью хотели смирить? Пал жертвой несытой могилы 175 Марий, хоть может быть он нечестивым явился даяньем — Жертвой, способной снискать лишь одно отвращение тени. Видел я, были его суставы разорваны, тело Раной казалось сплошной, — но хоть страшно и был он истерзан, Смерть не касалась души; безмерность жестокости лютой 180 Хочет продлить ему жизнь для новых неслыханных пыток. Отняты руки от плеч, и язык, изъятый из глотки, Дико трепещет и бьет немым содроганием воздух. Уши срезает один, другой — орлиного носа Ноздри, а третий глаз выдирает из впадин глубоких, —