Первую вспышку войны: но по воле богов, или Австра[54],
235 Тучи собравшего вкруг, — осталося сумрачным небо.
Цезарь войскам приказал значки на форуме взятом
Складывать; скрипы рожков и грохот трубы сочетают
Свой нечестивый сигнал с гудением хриплого рога.
Вспугнут народный покой, и юноши, с ложа вскочивши,
240 Мчатся — скорей отвязать от священных пенатов оружье,
Спавшее в мире давно; хватают погнутые копья,
Ветхие, в дырах, щиты, из которых повылезли прутья,
Сотни корявых мечей, изъеденных ржавчиной черной.
Но, когда Рима значки знакомым орлом засверкали
245 И в окруженьи когорт[55] им Цезарь надменный явился, —
Души их страх охватил, и холодом ужас сковал их,
И на безгласных устах немые застыли упреки:
«О, наши стены стоят на горе так близко от Галлов!
О, это место скорбей! Над всеми народами веет
250 Мир и глубокий покой; а мы для губителей — жертва,
Лагерь их первый всегда! Фортуна! Было бы лучше
Дать на востоке нам дом, иль под северным небом холодным
Дать кочевые шатры, чем ставить нас Лация[56] стражем!
Видели первыми здесь мы набеги сенонов и кимвров,
255 Марса Ливийского гнев и яростный натиск тевтонов, —[57]
Сколько бы раз на Рим ни падали судеб удары,
Здесь — дорога всех войн!». Так ропщут они затаенно,
Явно свой страх боясь выражать; ни единому слову
Скорбь не доверена их; но, как немы поля, когда птицы
260 Смолкнут зимой, как без шума лежит открытое море, —
Так царит тишина. Холодные тени ночные
Свет разогнал, — и факелы войн, язвя своим жалом
Косный в сомнении ум, к боям побуждают, и судьбы
Рушат преграды стыда; Фортуна старается правом
265 Натиск вождя оправдать и находит предлоги для брани:
Все попирая права, сенат из смятенного Рима
Буйных трибунов[58] изгнал, угрожая им участью Гракхов.
Те под знамена вождя бегут, но благо он близко,
С ними спешит Курион[59] — оратор продажный и дерзкий, —
270 Гласом народа он был когда-то, стоял за свободу
И на военную знать дерзал поднимать он плебеев.
Этот, вождя увидав, омраченного тяжкой заботой,
Молвил: «Доколе я мог помогать твоей партии, Цезарь,
Я убеждал продлить твою власть против воли сената
275 В дни, когда было дано мне право стоять на трибуне
И, привлекая к тебе, разгонять сомненья квиритов[60].
В день, как под игом войны угнетенные смолкли законы,
Изгнаны мы из отчих домов и несем добровольно
Ссылку; победа твоя восстановит наше гражданство.
280 Ты, пока недруг дрожит, никакой не поддержанный силой,
Прочь замедленья отринь; созревшее губят отсрочки!
Больше получишь теперь ты за труд и опасность, чем раньше.
Два пятилетья тебя держала Галлия в битвах —
Мира ничтожный клочок. А теперь — хоть несколько стычек
285 Выиграй только — тебе вселенную Рим предоставит!
Ныне ведь пышный триумф твоего не украсит прихода,
И Капитолий теперь священного лавра не просит[61];
Зависть тебя обошла, — и вряд ли тебя не накажут
За покоренье племен! Но сбросить тестя с престола
290 Твердо твой зять[62] порешил; разделить ты мира не можешь, —
Можешь владеть им один!». Призывом своим возбудил он
Новое рвенье к войне и сердце зажег полководца:
Так олимпийский скакун, побуждаемый криком, стремится
Вырваться прочь из оград, хоть еще заперта загородка,
295 Яростно ломится в дверь и ногами сбивает засовы.
Тотчас к знаменам зовет при оружии воинов Цезарь;
Взором суровым смирив смятенье взволнованных полчищ
И мановеньем руки тишину водворив, говорит он:
«О сотоварищи битв, испытавшие вместе со мною
300 Тысячи бедствий войны, — мы десять уж лет побеждаем:
Что заслужила нам кровь, пролитая на северных нивах,
Тяжкие раны, и смерть, и зимний под Альпами лагерь?
Рим не меньше кипит великим военным смятеньем,
Чем клокотал бы, коль вновь Ганнибал перешел бы чрез Альпы:
305 Силу могучих когорт пополняют кругом новобранцы;
Рушатся всюду для флота леса; в морях и на суше
Цезаря велено гнать. Что, если бы эти знамена
Вражеский Марс одолел и с тылу нахлынули толпы
Галльских свирепых племен? Теперь, когда наши успехи
310 Множит судьба, и голос богов на подвиги кличет, —
Нас атакуют! Пусть вождь, расслабленный долгим покоем,
Набранных наспех ведет и сторонников, в тогу одетых[63], —
С ними болтливый Марцелл и Катоны[64] — лишь имя пустое!
вернуться
Когорта — десятая часть легиона, в котором было обычно от 4000 до 6000 человек.
вернуться
Лаций — область Италии между Этрурией и Кампанией, центром которой был Рим.
вернуться
Сеноны — кельтское племя, вторгшееся в 390 г. до н. э. в Среднюю Италию. Были окончательно побеждены в 283 г. до н. э. Кимвры и Тевтоны — германские племена, разбитые в Северной Италии Марием в 101 и 102 гг. до н. э. Марс Ливийский — Ганнибал; вторгся в Италию, перейдя через Альпы, в 218 г. до н. э.
вернуться
Буйных трибунов — Антония и Квинта Кассия. Гракхи были убиты: Гай — в 121 г., а Тиберий — в 133 г. до н. э.
вернуться
Курион — Гай Скрибоний Курион, народный трибун 50 г. до н. э. Он был ранее сторонником оптиматов, но Цезарь подкупил его, уплатив его огромные долги.
вернуться
Капитолий… лавра не просит. Триумфатор следовал на Капитолий, увенчанный лавровым венком и с лавровою ветвью в руке. В храме Юпитера Капитолийского он слагал свои лавры на руки изваяния бога.
вернуться
Твой зять — Помпей. (См. примеч. к ст. 114).
вернуться
В тогу одетых — т. е. носящих гражданскую одежду, неспособных воевать.
вернуться
Марцелл и Катоны. Гай Клавдий Марцелл был консулом в 49 г. до н. э. — О множественном числе Катоны см. примеч. к ст. 169; см. также примеч. к ст. 128 и ср. X, ст. 397.