— Этот взрыв мы тоже видели, — сказал Сэнди-Ски. — А что же будет дальше? Сейчас, как я понимаю, оба полюса находятся в состоянии равновесия. А дальше?
— А дальше? — Нанди-Нан пожал плечами. — Победит тот, кто первым сумеет нейтрализовать или разрушить антигравитационное поле. Это нелегкое дело, требующее новых научных изысканий. Наши инженеры совсем недавно добились кое-какого успеха. Они сконструировали ядерный снаряд с нейтрализатором. С его помощью можно на короткое время пробить дыру в антигравитационном поле.
— В чем же дело? — нетерпеливо спросил Сэнди-Ски. — Надо скорее разрушить южную энергостанцию и, значит, ликвидировать защитное поле вокруг Южного полюса.
— Все это верно. Но мы не можем рисковать пока единственным снарядом: фарсаны могут обнаружить его и уничтожить прежде, чем тот долетит до цели. Вир-Виан, конечно, догадается, в чем дело, и сконструирует у себя такой же снаряд с нейтрализатором. Нет, мы не можем рисковать. Тут нужен человек, обладающий очень хорошей и быстрой реакцией — так сказать, интуицией наведения. Я знаю такого человека.
При этом Нанди-Нан посмотрел на меня.
— Хорошо, я согласен, — ответил я.
— Ну вот и договорились, — сказал Нанди-Нан, вставая. — Теперь идите отдыхать. А тебя, Тонри, я сначала познакомлю с конструктором аппаратуры наведения. Она несколько иная, чем щит управления на корабле. С этим конструктором тебе и предстоит завтра работать.
37-й день 109-го года
Эры Братства Полюсов
— Эо, затворник! — так приветствовал меня сегодня утром Сэнди-Ски. Он только что вышел из кабины утренней свежести, и его густые брови так знакомо и забавно зашевелились от удовольствия. Для меня и до сих пор загадка: действительно ли фарсаны испытывают после кабины чувство бодрости, какого-то физического восторга или это ловкая имитация?
— В каком смысле затворник? — спросил я.
— Последние дни ты совсем уединился в своей каюте. Мы только и видим тебя утром, вечером и немного днем в рубке внешней связи. Неужели научная работа по астрофизике так увлекла? Сомневаюсь, сильно сомневаюсь.
При этом фарсан Сэнди-Ски внимательно и, как мне показалось, с подозрением посмотрел на меня. “Фарсаны все знают!” — мелькнула мысль. Я сунул руку в карман комбинезона и нащупал кнопку радиосигнализатора, готовый в любую секунду нажать ее.
— Почему сомневаешься? — спокойно спросил я. — Астрофизика способна так увлечь, что забываешь обо всем.
— Э нет, не говори, — смеялся Сэнди-Ски. — Я знаю, в чем дело. Ты пишешь стихи! Да-да, я в этом уверен. Ты целые дни сочиняешь стихи! Ты просто бредишь ими. Признаюсь, стихи Тари-Тау и меня заразили поэтической лихорадкой.
Я с облегчением вздохнул: фарсаны, конечно, ничего не знают, догадка им не под силу. Но следовало удивиться:
— Так ты, значит, пишешь стихи?! И каковы успехи?
— Плохо. — В голосе Сэнди-Ски прозвучало такое неподдельное уныние, что я рассмеялся.
— Значит, ничего не получается? — спросил я. — Признаюсь, у меня тоже ничего путного не выходит.
— Вчера написал одно стихотворение, — сказал Сэнди-Ски. — Потом прочитал его и вдруг почувствовал себя мизерной букашкой рядом с Тари-Тау, этой высоченной горой, проткнувшей облака своей белоснежной вершиной.
“Ого! — мысленно воскликнул я. — Так витиевато-образно сказать мог только живой Сэнди-Ски, а не фарсан…”
Слово “затворник” заставило меня быть осторожней, и я почти весь день провел среди экипажа. В основном сидел за экраном внешней связи, изредка заглядывал в рубку управления.
Подвергая тщательной локации видимую сторону планеты Голубой, я делал вид, что выбираю место для посадки. Сзади торчал фарсан Сэнди-Ски, как всегда, положив сильные большие руки на спинку сиденья. Как планетолог он давал свои советы и, надо признаться, довольно толковые.
— Лучше всего, по-моему, произвести посадку в этой пустыне, — Сэнди-Ски показал на огромный желтый лоскут почти в центре самого большого материка планеты.
— Неплохо, — согласился я. — В пустыне легче выбрать удобную площадку — твердую и сравнительно ровную.
— У тебя, к тому же, есть богатый опыт, — рассмеялся Сэнди-Ски, намекая на случай, когда я, нарушив инструкцию, посадил грузовой планетолет в пустыне вблизи строящейся транспланетной дороги.
Через два — три дня я сяду за пульт управления и переведу корабль на круговую орбиту. После нескольких оборотов вокруг планеты я произведу снижение, делая вид, что готовлюсь к посадке в пустыне. Но я пролечу над ней в сторону полюса — туда, где зеленеют необозримые леса. Там меньше опасности, что шкатулка с кристаллом затеряется. Когда-нибудь разумные существа планеты найдут ее и, быть может, прочтут мой дневник…
Да, так я и решил. Сделав максимальное снижение, я сброшу дневник над лесом, где и людей, конечно, больше, чем в пустыне. А потом… Потом я круто поверну вверх и взорву корабль далеко в околопланетном пространстве…
Завтра у меня будет больше свободного времени, и я постараюсь закончить дневник.
38-й день 109-го года
Эры Братства Полюсов
Рэди-Рей, конструктор аппаратуры наведения, с которым меня познакомил Нанди-Нан, оказался веселым, смешливым человеком. Несмотря на несколько плутоватое выражение лица, он мне понравился сразу, особенно его глаза — удивительно синие и живые.
— Рад подружиться с астронавтом номер один, — улыбаясь с хитрым прищуром, сказал он и с исключительным радушием положил руку на мое плечо. Я с удовольствием ответил ему таким же дружеским пожатием.
— Итак, сегодня мы ознакомимся с аппаратурой наведения, — сказал он. — Главным образом с экраном и щитом управления.
Двухместный гелиоплан доставил нас на окраину небольшого города Руноры, расположенного в полупустыне. Рэди-Рей вышел из кабины и повел меня на вершину высокого холма, поросшего желтой травой и жестким кустарником. Справа зеленели парки и сады города Руноры, а прямо перед нами, на юге, расстилался безбрежный океан Великой Экваториальной пустыни.
— Вон там, среди песчаных барханов, — сказал Рэди-Рей, показывая в сторону пустыни, — затерялся небольшой малоизвестный оазис Рун. Там и оборудован пульт наведения.
Я уже хотел снова сесть в кабину гелиоплана, но Рэди-Рей остановил меня.
— На гелиоплане туда не проберемся. Здесь, на краю пустыни, антигравитационное поле круто загибается и касается почти поверхности. Гелиоплан врежется в поле и будет выброшен из него со страшной силой в неизвестном направлении, — сказал он и шутливо добавил: — Так мы можем долететь до Южного полюса и попасть в лапы фарсанов.
Но идти пешком по раскаленным пескам — невеселая перспектива. Я сказал об этом Рэди-Рею.
— Зачем пешком? У меня здесь замаскирован вездеход. Все должно быть предусмотрено на этой войне.
Мой слух резануло непривычное слово “война”.
“Как странно, — думал я. — И это после ста лет Эры Братства Полюсов!”
На небольшом, приземистом вездеходе мы добрались до оазиса Рун. Здесь вился жиденький кустарник и стояло несколько десятков деревьев, дающих слабую тень. Но все же оазис защищал от песчаных шквалов. В центре, на открытом месте, был оборудован пульт наведения, а на краю оазиса возвышались ажурные металлические конструкции стартовой площадки. И больше ни одного строения и ни одного человека.
— Такой важный объект, — удивился я, — и никакой охраны.
— Охрана сейчас не нужна, — возразил Рэди-Рей. — Когда установят на стартовой площадке снаряд, тогда и будет охрана.
Рэди-Рей объяснил устройство аппаратуры, показал расположение приборов, кнопок и тумблеров на щите наведения. В принципе все это мне было уже знакомо, так как щит наведения имел много схожего с пультом управления на планетолетах. Единственное новшество — экран наведения.
— Обрати на него внимание, — сказал Рэди-Рей. — Завтра тебе придется работать руками на щите почти вслепую, ты должен все время смотреть на экран наведения. На нем ты увидишь топографическое изображение тех мест, над которыми реактивный снаряд будет пролетать.