Но как? Лучше всего вновь явиться народу, сбросив шутовское обличие Бога. Явиться, так сказать, с повинной. Пророчество Саврасова, быть может чисто случайное, сбывалось. Но прийти надо сначала к одному человеку.
Тяжко, невыносимо стыдно было это сделать. Весь день Иисус боролся с собой. Он то сидел у костра, пошевеливая угли, то стоял у шумящего горного потока. Покоя нигде не находил.
Уход на рассвете
Поздним осенним вечером, когда на улицах Москвы гулял пронизывающий северный ветер с первыми хлопьями снега, в квартире Саврасова зазвенел звонок. Жена Саврасова открыла дверь и отступила назад. Перед ней стоял, зябко кутаясь во что-то похожее на синий плащ, странный человек, обутый в сандалии на босую ногу. Опомнившись, она крикнула в полуотворенную дверь, из которой лился в прихожую зеленый свет:
— Толя! Это, кажется, к тебе.
В прихожую вышел Саврасов и, по-видимому, не очень удивился.
— Рад. Очень рад, дорогой товарищ, — приветливо улыбнулся он и осторожно спросил: — Бог?
И без того подавленный, гость при слове “Бог” поморщился и поник.
“Нет, тут не шутовская трагедия непризнанного мессии”, — с сочувствием и надеждой на взаимопонимание подумал Саврасов.
— Извините, дорогой, за непродуманное обращение, — виновато сказал он и участливо спросил: — Трудно?
— Да, — прошептал Иисус. — Стыдно…
— А чего стыдитесь? Того, что прошлись Богом по грешной Земле?
Иисус понуро кивнул головой.
— Боже мой! — весело воскликнул Саврасов. — Да тут и стыдиться нечего. Если вдуматься, то были вы в общем довольно правильным Богом.
Гость с благодарностью взглянул на хозяина.
— То же самое, но иными словами сказал мне Луиджи Мелини, — гость скупо улыбнулся. — Он сказал, что я безбожник.
— И он прав. Что же мы стоим? Проходите и будьте как дома. Думаю, надоело скитаться.
В рабочем кабинете Саврасова Иисус осмотрелся, и настроение его поднялось. Вид полок, до отказа набитых книгами, как и природные ландшафты, всегда производил на него отрадное впечатление.
Саврасов выдвинул на середину кабинета журнальный столик и поставил перед ним два стула.
— Садись. Извини, что обращаюсь на “ты”. Но мы вроде давно знакомы. Нам есть о чем поговорить.
— Надо сначала сменить балаганный наряд, — с кривой усмешкой возразил гость. — Я пришел в нем, чтобы меня здесь узнали.
— Ничего нет проще. Пожалуй, любой мой костюм подойдет.
Но гость открыл свой голубой саквояж и сказал:
— У меня здесь есть костюм и все необходимое, кроме ножниц, чтобы срезать бороду, и хорошей электробритвы. Конечно, переодеться, побриться я мог бы мгновенно, с помощью пространственно-временных перестановок. Но так приятно все делать самому, усилиями мышц. Где у вас туалетная комната?
Пока гость брился, принимал ванну и переодевался, Саврасов с усмешкой размышлял: пьет бог или нет? Решив, что для такой встречи не грешно пропустить по рюмке, он поставил на столик бутылку коньяка и закуску.
Появился гость. В новом, хоть и несколько старомодном костюме цвета морской волны, без бороды и гладко выбритый, он был почти неузнаваем.
Глянув в зеркало, гость остался доволен.
— Сейчас я хоть на человека похож.
— На человека? А как же с Богом? — попробовал пошутить хозяин.
Гость нахмурился.
— А ну его… к черту!
— Как так? — не удержался от улыбки Саврасов.
— Не напоминай мне о нем! — рассердился гость. — Не могу слышать о боге, черт бы его побрал! Сбил он меня с толку. И не Иисус я вовсе, а Гюнтер Шмидт. Гюнтер! Так и зови.
— Тогда за встречу, Гюнтер, — извиняющимся тоном произнес хозяин и поднял рюмку.
Гость охотно выпил одну рюмку и набросился на закуски. Он был голоден с утра.
Завязалась беседа. Такая непринужденная, как будто после небольшой размолвки встретились старые друзья. Гюнтер признался, что побаивался Саврасова как бог, но как человек всегда чувствовал к нему симпатию.
— Еще мне симпатичен Луиджи Мелини, — вздохнул Гюнтер. — Очень приятный и умный человек. Ты, Луиджи Мелини и создатели памятного мне фильма на многое мне раскрыли глаза.
— Не надо преувеличивать роль интеллектуальных вождей, — отшучивался Саврасов. — Тебе раскрыли глаза не мы, а все люди.
— В том числе и Вилли Менк? — искривил губы Гюнтер.
— А что, — весело возразил Саврасов. — Он-то, пожалуй, сыграл главную роль. Он и ему подобные. Таких людей абстрактной проповедью духовности не прошибешь. Нужна коренная ломка. В общем, ты сам разобрался, когда рыцарем духовности прошелся по нашей Земле.
С остреньким любопытством взглянув на гостя, Саврасов осторожно спросил:
— А сам… Сам ты из какого мира? Из будущего?
— Из потустороннего, из божественного, — усмехнулся Гюнтер и коротко рассказал о видении, посетившем его в горах Центральной Америки.
— Вот как! — немного удивился Саврасов. — Конечно, я догадывался, что ты, так сказать, не от мира сего. Но я предполагал, что ты нечаянно, утратив память, упал в нашу эпоху из будущего, когда все люди станут всесильными богами.
Гюнтер рассказал о неоднократных попытках инопланетян восстановить луч связи, о том, как после сорвавшихся попыток следовали неясные видения о его прежних существованиях.
— Ты, однако, основательно, тысячу лет внедрялся в нашу жизнь. Никто из нас не мог и подумать о таких фазах обогащения, о перевоплощениях.
— Разве не на это намекал, когда говорил, что я мутант?
— Мутант? Какой мутант? Ах, да! Еще на первом симпозиуме… Нет, это я просто так сказал. Надо же было что-то ответить.
— А я — то переживал, — с улыбкой признался Гюнтер.
Он обратил внимание, что хозяин иногда морщился и хватался за левую щеку.
— Зуб? — участливо спросил он.
— Он, проклятый. Все некогда поставить новую пломбу.
— Покажи.
— А что? — улыбнулся Саврасов. — Хочешь сотворить маленькое чудо?
Через минуту он подошел к зеркалу и воскликнул:
— Ты же здоровый зуб вернул! Прежний!
И с любопытством спросил:
— Инверсия?
— Да. Пожалуй, это хороший термин. Локальная инверсия.
— О ней я начал догадываться давно, после того, как ты вернул к жизни студента. Он проучился четыре года, однако после воскресения уверял, что закончил всего три курса. Ты не только вернул его к жизни, но и омолодил на целый год.
— Тогда я хватил лишку. Перестарался.
— Постой! А как ты оказался в Москве? Не шел же пешком по волнам Атлантического океана?
— В горах Центральной Америки я представил себе центр Москвы. Не знаю, как точнее выразиться. Вернее, я просто пожелал очутиться на Красной площади, и мое желание мгновенно исполнилось.
— Похоже также на инверсию, на смещение. Но уже не времени, а пространства. Об этом надо поговорить со специалистами.
— Но я хотел бы… — начал смущенно Гюнтер.
— Понимаю. Ты хотел бы поведать человечеству о себе и о мире, который представляешь?
— Да, запутался я с проклятым богом. Сам же должен и распять его.
— Хорошее желание. Однако сначала проведем серию совещаний среди ученых, в кругу специалистов.
Такая серия совещаний с участием Гюнтера Шмидта растянулась на много дней. Лишь в начале декабря в Москве, в Дискуссионном зале Академии наук, собрались ученые, философы, журналисты почти всех стран мира. В президиуме — Гюнтер Шмидт и ученые — “христологи”: Луи Шарден, Саврасов, выздоровевший Ван Мейлен и другие.
Зал вмещал семьсот человек. Однако он был оборудован по последнему слову техники и имел телесвязь со всеми столицами мира. Люди всей планеты на своих экранах могли наблюдать за первой в истории человечества встречей с представителем иного мира.