— Понимаю, — кивнул Иван и подумал, что лучшей кандидатуры и в самом деле не найти. Он уже побывал в каменном веке, адаптировался, и хроношока не будет.
— Ты знаешь язык, — продолжал Октавиан. — Знаешь жизнь племени, обладаешь актерскими способностями. Рост почти тот же. Колдун, правда, обрюзг и расплылся. Но мы наклеим пластиковый жирок и на нем, кстати, нанесем тот самый шрам, которым колдун так гордится. Шкуры дадим чуть почище.
— А глаза? У меня карие, а у колдуна серые, почти бесцветные.
— Ты что? Забыл? — повеселевшим голосом откликнулся Октавиан. — Иные наши модницы частенько меняют цвет глаз. Один пигментный укол — и на три дня у тебя будут другие глаза. Времени для подготовки достаточно…
Времени, однако, оставалось не так уж много. К вечеру, еще засветло, колдун должен спуститься с горы и войти в стойбище.
А пока Гора Духов пустовала, Иван перед хроноэкраном готовился принять сан колдуна.
— Давай, Ваня! Спасай историю! — посмеивались гримеры.
А Яснову было не до шуток: перед глазами стоял Саня… Не мог, не хотел он верить, что брат погиб. Не поверит, пока не убедится воочию!..
На боковом экране снова и снова прокручивались кадры, показывающие, как в недалеком от натурального момента будущем должна протекать жизнь племени. Иван запоминал каждое слово, каждый жест Ленивого Фао, кое-что тут же отрепетировал. Запоминать, к счастью, пришлось не так уж много. Колдуну оставалось жить семьдесят пять часов. И все трое суток он мало бывал на людях. Почти все время спал в землянке или дремал на священной горе.
Не успело весеннее солнце уйти за бескрайнее болото Урха, как на Горе Духов бесшумно возникла “Скала”. Створки ее разошлись, и на землю каменного века ступил новый колдун. Он тщательно закрыл вход в пещеру-капсулу и с этого момента старался ничем не отличаться от своего предшественника.
Кряхтя и постанывая, лже-Фао нагнулся, подобрал хворост, оброненный прежним колдуном, и не торопясь зашагал по седловине. С частыми передышками взобрался на вершину, где темнели каменные “духи Фао”, оживил огонь под березой.
Ленивый Фао грелся около костра минут пятнадцать. В стойбище он вошел в точно назначенное историей время, когда длинные вечерние тени растворялись в сгущающихся сумерках.
И вот прошли три дня, внешне бездеятельных, но мучительных, потребовавших от Ивана немалых нервных усилий. Подходит к концу и последняя ночь. Чтобы отдохнуть, Яснов в эту ночь расслабился, отдался воспоминаниям. Но в целом роль Ленивого Фао он исполнил, кажется, хорошо, без срывов и отклонений. Завтра старый колдун должен уйти из мира, утонуть в пенистом водовороте реки…
Иван взглянул на часы. Нет, не завтра, а уже сегодня. До рассвета осталось полчаса.
Утро выдалось тихое и безоблачное. Ленивый Фао выполз из землянки, когда Огненный Еж уже выкатился из-за дальних холмов и вовсю припекал землю горячими лучами. Добрые духи, говорили в такие дни старые люди, несут на своих крыльях тепло и удачу.
Удача и в самом деле сопутствовала охотникам племени. Только уселся колдун под березой, чтобы погреться на солнышке, как в дальнем конце стойбища послышались крики, радостные детские взвизгиваний. Подслеповато щуря глаза, Фао долго смотрел в ту сторону и наконец увидел: охотники принесли из саванны тушу еще одного оленя. Тут же, у крайней землянки, разожгли костер. К нему спешили люди.
С противоположного берега реки к костру торопился Гзум — тот самый “важный мальчик”, которого в интересах истории необходимо было во что бы то ни стало спасти. И сделать это мог только колдун.
Привычно и ловко хватаясь за высохшие, а в иных местах и полусгнившие сучья, мальчик шел по бревнам, перекинутым через поток. На него из-под насупленных бровей посматривал лже-колдун, знавший наперед каждое движение мальчика, каждый его будущий шаг.
Шагах в десяти от землянки колдуна кипел водоворот, грохотали камни. Здесь Гзум поскользнулся и упал. Одной рукой он успел ухватиться за ветку, и вереща от страха, пытался подтянуться к бревну. Но тугие спирали водоворота крутили его, тащили в глубину. Рука Гзума слабела, ветка гнулась.
Толпившиеся у костра люди повернули головы в ту сторону, где сквозь шум воды прорывались отчаянные вопли. Один из охотников бросился на выручку. Но вряд ли успел бы он спасти мальчика. Было слишком далеко.
И тут Ленивый Фао удивил всех. Видно, охотничья сноровка не совсем еще забылась и не вся еще сила угасла в его мышцах. В три — четыре прыжка он подскочил к бревну, на четвереньках подполз к мальчику и схватил его за руку в тот миг, когда ветка обломилась.
Вытащив Гзума на бревно, Фао сердито заворчал и дал такого пинка, что мальчик перевернулся в воздухе и упал в неглубоком месте.
Ленивый Фао спас Гзума, но сам не удержал равновесия, покачнулся и грузно плюхнулся в воду. Рухнул без вскрика, без единого звука. Видимо, он потерял сознание. Еще какое-то мгновение сухие шкуры крутились на поверхности. Но вот и они, намокнув, скрылись в пенистых струях водоворота.
Снова в саванне
У самого дна Иван уцепился за каменистый выступ, нащупал в шкурах кислородную маску и натянул ее на лицо. Чтобы не всплыть на поверхность, сунул за пояс под шкуры увесистый камень. По песчаному, в мелких камешках дну прополз несколько шагов, перевернулся на спину и пытался рассмотреть, что делается вверху. Сквозь взбаламученную воду ничего не увидел, кроме размытого диска солнца.
Подгоняемый упругим течением, Иван наискось пополз к другому берегу. Там, в излучине, образовался уютный заливчик со стоячей водой. С песчаного дна в вязкий ил Иван вполз с предосторожностями, побаиваясь водяных крыс и пиявок. Их здесь, к счастью, не оказалось. Из водорослей выскакивали воздушные пузырьки. Приятно щекоча руки и ноги, они стайками бежали вверх.
Раздвинув головой слой ряски, Иван всплыл и очутился в тихой заводи с редкими кочками. На широких глянцевитых листьях кувшинок сидели любопытные лягушки и таращили на него глаза. Иван замер и прислушался. Еле слышно шуршали камыши. Одна из лягушек, приняв его голову за кочку, прыгнула на самую макушку. Чертыхнувшись, Иван сбросил ее и стал подбираться к краю зарослей. Здесь он осторожно раздвинул камыши и выглянул.
На противоположном берегу стояли охотники и глядели в водоворот, поглотивший колдуна. Женщины и дети, крича и размахивая руками, бегали вдоль берега. Слов Иван разобрать не мог. Но все движения людей, все их жесты были в точности такими, какими и должны быть по естественному, ненарушенному ходу времени. Все это он не раз видел на хроноэкране.
Бывший колдун усмехнулся и поздравил себя с успешным завершением исторической миссии. Последний эпизод он сработал особенно четко и филигранно.
Теперь надо убраться подальше от стойбища. Иван нырнул и погрузился в водоросли. Отыскал брошенный камень и сунул его за шкуры. Из отвратительно липкого ила и тины выполз на песчаное дно с таким облегчением, как будто выбрался на асфальтированную дорогу. По дну “зашагал” на четвереньках.
Через полчаса он вышел на берег. Только сейчас, на холодном ветру, почувствовал, до чего промерз. Руки посинели и покрылись гусиной кожей, зубы мелко стучали.
Стараясь вытряхнуть воду из ушей и одновременно согреться, Иван отчаянно запрыгал. Потом отжал шкуры, бороду и помчался к Горе Духов. Видели бы охотники, как лихо бегает воскресший колдун! Но людей поблизости не было и не могло быть.
На горе слегка дымилось вчерашнее кострище. Но разжигать огонь уже нельзя. “Исторический” колдун погиб, и долго еще над Горой Духов не будет виться дым. Иван лишь разгреб кострище, сел на камень и вытянул закоченевшие ноги над горячими углями. Вспомнив, что в кабине имеется кое-что получше, быстрым шагом направился к “Скале”, нажал кнопку и, не заходя в раскрывшуюся кабину, дотянулся до пульта, переключив капсулу на ручное управление. Теперь можно войти, не опасаясь, что биополе включит автоматику… Закрыв кабину, Яснов скинул амуницию колдуна — шкуры, ожерелье, амулеты. С трудом отодрал бороду, парик и биопластиковые наклейки, раствором смыл грим. Голый сел в кресло и включил массажеобогрев.