Комната сразу же поехала вокруг меня, и я сел на диван, чтобы не вывалиться на повороте в окно. Держась за подлокотник, я затянулся еще несколько раз, и наконец головокружительные аттракционы кончились. Алкогольно-никотиновый баланс в моей башке приблизился к норме, и я почувствовал, что уже почти могу соображать.
Оглядевшись, я увидел на столе какую-то бумажку.
Это была записка от Маргариты. В ней говорилось, что она поехала заниматься Костей, а я чтобы сидел в бунгало и не высовывал носа дальше океана.
Я сразу вспомнил все, что было вчера, и эти воспоминания, прорвав похмельную пелену, ворвались в меня, как группа захвата в квартиру наркоторговцев. Я был растерян, ошеломлен, огорчен… Впрочем, огорчен - слишком слабое выражение для того, чтобы передать мои чувства. Огорчение пополам с тоской, замешенные на злости и обиде, - есть такое слово? По-моему - нет. Плюс состояние дикого похмелья. Тогда уж точно - нет.
Я выпил еще один стакан пива, закурил новую сигарету и вроде бы начал постепенно приходить в норму. Понятное дело, не в правильную трезвую норму, а в некое относительно стабильное состояние, когда уже можно думать, вставать, ходить и даже, может быть, съесть что-нибудь.
Но я поступил иначе.
Подойдя к двери, я открыл ее, и ослепительное утро навалилось на меня зноем, шумом волн и пронзительными криками чаек. Все это мне сильно не понравилось, и я сразу же закрыл дверь. Внутри нашего скромного бунгало было гораздо лучше. Тихо и прохладно… Я снова сел на диван, налил пива и, теперь уже совершенно успокоившись, стал вспоминать, что же было вчера.
После того как мы увидели в телевизоре Костю, на столе появилась литровая бутылка водки, а через полчаса - еще одна. Я, понятное дело, выпил больше, чем Рита, и поэтому почти ничего не помню. Да и помнить-то особенно нечего было. Пока мы наливались водярой, не было произнесено и двух десятков слов. Говорить было не о чем да и незачем. Был Костя - и нет Кости. Что-то нелепое и непонятное, как и сама жизнь. Только в жизни бывают какие-то светлые и радостные моменты, а уж в том, что нам показали по телевизору, ничего такого не было. Только тупые лица пуэрториканцев, с любопытством дикарей заглядывавших в объектив камеры…
Когда я выпил еще четыре бутылки пива, мне захотелось прилечь, а когда я прилег, то глаза закрылись сами собой, вчерашние события стали далекими и неважными, и я уснул.
//-*** -//
Рита разбудила Знахаря уже вечером, когда за окном стемнело, и, открыв глаза, он в первую очередь посмотрел в сторону холодильника и, убедившись в том, что тот никуда не делся, с трудом переместился из лежачего положения в сидячее.
Потерев лицо руками, Знахарь поднял разъезжающиеся глаза на Риту, потом попытался что-то сказать, но раздался только слабый сип. Прокашлявшись и прослезившись, он наконец обрел потерянный голос и хрипло спросил:
- Ты давно пришла?
- Давно, - ответила Рита и открыла холодильник.
- И это правильно, - проскрипел Знахарь.
- Что правильно? То, что я пришла, или то, что я хочу достать из холодильника пиво?
- И то и другое.
Знахарь потряс головой, но от этого в ней хищно зашевелились какие-то остроконечные обломки, и он понял, что поступил опрометчиво.
- Пора завязывать, - сказал он и сразу же поступил наоборот, торопливо схватив бутылку пива, которую протянула ему Рита.
Налив себе пива в стакан, она посмотрела на то, как Знахарь, вздрагивая и обливая себя, жадно глотает пиво прямо из бутылки.
- У тебя в роду алкоголиков не было? - спросила Рита.
- Не-а… Я - первый.
- А детей у тебя нет?
- Не знаю, вроде бы нет.
- Ну, значит, ты же и последний.
- Спасибо тебе, добрая женщина, я знал, что у тебя всегда найдется для меня ласковое слово. Да благословит тебя Аллах.
Рита невесело усмехнулась.
- Я была в полиции и все узнала.
Знахарь поставил пустую бутылку на пол, икнул, и, закурив, откинулся на спинку дивана.
- Рассказывай, - потребовал он, но не очень твердо.
Рита вздохнула и сказала:
- А нечего рассказывать. Он поперся к своей мулатке, а там у нее братья. Слово за слово, дал кому-то из них в рыло, началась драка, они увидели, что не справятся с ним, тогда один из братьев вытащил пушку и… Ну, в общем, что тут рассказывать, все и так ясно. Я заплатила десять тысяч похоронному агенту, он все организует и позвонит. Конец рассказа.
- Мало десяти, - с трудом сказал Знахарь.
Язык во рту чувствовал себя, как сдохшая позавчера рыбина, - неподвижная, шершавая лепеха, покрытая слизью дурного цвета и запаха…
- Что? Что ты сказал? - не поняла Рита.
- Десятки мало, - повторил Знахарь, - хороший гроб десятку стоит, а Костю надо ж еще… - он замолчал, подыскивая слова, - в порядок привести. Ну, сделать так, как все было…
Знахарь медленно помотал головой и, встав, подошел к холодильнику.
Открыв его, он повернулся к Рите и сказал:
- Жалко, меня там не было.
- А что бы ты сделал? Эти латиносы - как чеченцы. Злобные и трусливые. Убивают, не думая, а прижмешь, целуют ноги. Грохнули бы там тебя до кучи, невзирая на всю твою крутизну, да и все. Они же по-русски не понимают, и все твои грозные и убедительные речи просвистели бы у них между ушей, как ветер. Бесполезно.
Знахарь открыл пиво и сел на диван, глядя на Риту.