Выбрать главу

Наринский снова пронзил Знахаря следовательским взором.

Тот поерзал в неудобном кресле и сказал:

- А вы продолжайте, продолжайте.

- Как пожелаете, - Наринский кивнул, - как вам угодно. Невероятные приключения в Америке, в Германии, чрезвычайно удачная история с двумя Коранами, закончившаяся обнаружением пещеры с такими сокровищами, что сам царь Соломон умер бы от зависти, а уж Али-Баба со своей шайкой - просто голь перекатная. И, что самое главное, Знахарь из всех этих историй выбирается целым и невредимым, не считая того, что невинный человек выбивает ему глаз. И продолжает ничего не подозревать. А побег из "Крестов", а головокружительный взлет в Америке, когда уголовные князья и царьки валятся перед Знахарем поодиночке и пачками? И он опять ничего не подозревает и ни о чем не догадывается. Да обо всем этом можно не один десяток книг написать! А может быть, вы, Константин, в Бога веруете? Может быть, вы считаете, что это именно он хранит вас, приставив к вам расторопного ангела с крыльями и лазерным мечом? Я мог бы продолжать еще минут двадцать, у меня, знаете ли, - Наринский с усмешкой покосился на полковника, любившего это выражение, - у меня профессиональный навык лекции читать. Однако настало время вашего выступления. Мы слушаем вас.

И он, откинувшись на подавшуюся назад спинку кресла, взял со стола стакан с пивом и выжидательно посмотрел на Знахаря.

Маргарита, внимательно слушавшая речь академика, едва заметно кивнула, будто бы своим мыслям, и повернулась к Знахарю.

Он посмотрел на Маргариту и увидел в ее глазах какую-то просьбу, а может быть не просьбу, а надежду на то, что он не подведет. В чем не подведет? На что она надеялась?

Этого Знахарь не знал, да и не мог он сейчас думать о таких вещах, потому что слова академика Наринского расшевелили в нем то смутное и непонятное чувство, которое он испытывал все эти годы, но которое было настолько слабым и неявным, что он ни разу не дал себе труда всерьез подумать - а что же это такое маячит на самом краю его сознания?

Трое мужчин и одна женщина сидели напротив него и ждали, когда он заговорит, а Знахарь все молчал, с изумлением следя за тем, как в его голове с огромной глубины медленно поднимается понимание того, о чем сказал Наринский. И когда сквозь воды ежедневных забот, проблем и обезьяньей беготни с пистолетом показалась суть происходящего, Знахарь, почувствовав, как у него запершило в горле, хрипло откашлялся и сказал:

- Пожалуй, у меня есть некоторые соображения на этот счет, но они, как бы сказать, несколько неожиданны. Тут, простите, без пол-литра не разберешься.

- О! - воскликнул Наринский, - вот уж это не проблема!

И он жестом фокусника извлек из внутреннего кармана фрака маленькую плоскую фляжку.

- Мы же русские ребята, поэтому нужно, чтобы у нас, - и он заговорил с интонациями Жванецкого, - чтобы у нас с собой было. Коньяк, сударь?

Маргарита засмеялась и захлопала в ладоши.

Проходивший мимо Микки Рурк, похожий на монстра из фильма про Франкенштейна, покосился на фляжку и отвернулся.

Невесело усмехнувшись, Знахарь буркнул:

- Да, пожалуй. Вы чрезвычайно любезны.

Наринский осмотрел стол и, не найдя подходящей посуды, сказал извиняющимся тоном:

- Не побрезгуйте из горлышка.

- Не побрезгую, - ответил Знахарь и принял протянутую ему фляжку, которая своими чеканными узорами на тему охоты напомнила о ресторане в Лондоне и о вечере, который он провел там с Наташей.

Глотнув ароматной огненной воды, он по-простому вытер губы рукой и вернул фляжку академику. Тот, нимало не смущаясь, приложился к ней сам, потом завинтил крышечку и убрал фляжку в карман.

- Маргарита, как я понимаю, крепкого не пьет, а полковникам, - Наринский небрежно мотнул головой в сторону молчаливых спецов, - на службе нельзя.

Интересно, подумал Знахарь, если он к полковникам так пренебрежительно относится, кто же он сам? И тут же решил - а и хрен с ним, хоть генералиссимус. Не мое дело. И он с удовольствием почувствовал, как под ложечкой начал разгораться мягкий огонь, согревающий и приносящий душевное равновесие и уверенность.

- Ну, так что скажете? - поинтересовался Наринский.