Воды оказалось по пояс. Это было еще терпимо, поскольку «колготы» можно было аж до подмышек размотать, что Механик и сделал, прежде чем страховавшие его ларевцы, вытравив еще несколько метров веревки, опустили его на залитое водой дно ямы. Холод этой подземной водички Олег почуял почти сразу, несмотря на то что ни капли воды через «колготы» не просочилось и на нем была вполне сухая одежда. Но зато Механик почти тут же ощутил рядом с ногой один из мешков. Взяв фонарь в зубы, Еремин закатал рукава почти до плеч и сунул руки в воду… Брр! В колодце, из которого на хуторе брали, вода была куда теплее. Тем не менее Олег ухватил руками скользкую полиэтиленовую упаковку мешка и довольно легко — Архимедова сила помогала! — поставил мешок на попа, слегка зажав коленями. Потом отвязал от себя веревку с крючком, на ощупь проколол полиэтилен, вдавил крючкок в мешковину проколол ее, протянул острие крюка через ткань, а затем вновь легко проткнул полиэтилен. После этого взял фонарик в руку и освободил рот.
— Вира! — скомандовал Механик. — Тяни!
Знаменские братки потянули, а Олег, опять подвесив кольцо фонарика на зубы — благо, еще были кое-какие крепкие! — помог подтолкнуть мешок. Конечно, он здорово волновался. Черт его знает, выдержит ли веревка и не полетит ли этот мешочек весом в три четверти центнера обратно, прямо по башке Еремину? Площадь ямы всего 2x2 метра — особо не увернешься. А получить по голове что 75 килограммами золота, что тем же весом чугуна — однохренственно, из лечебных учреждений примет только морг.
Была опасность, что мешок застрянет на обрезе трубы, что веревка перетрется, что у братков руки соскользнут и так далее. Тем не менее ничего такого не случилось, и когда ларевцы дружными усилиями с пыхтением и матерком втащили мешок в трубу, а затем утянули его вверх, Механик впервые подумал, что, может быть, сегодня все еще обойдется успешно.
В этом убеждении его укрепило и то, что после подъема первого мешка уровень воды в яме заметно понизился и обнажилась верхушка одного из мешков, который, когда его спихнули в яму, навалился на другие. Глядишь, когда дойдет очередь до последнего, тут и вовсе по щиколотку воды останется. Ученый мужик был Архимед, однако!
Наверху в это время слышался хруст и шорох полиэтилена, пыхтение и матюки — братки тащили мешок по горизонтальной трубе к колодцу. Минут через пять пришли и крикнули:
— Лови! — После чего вниз полетел крючок с веревкой.
Механик по проверенной методе прицепил груз — тот мешок, что торчал из воды, и по команде «Вира!» ларевцы стали вытягивать второй мешок. Воды еще убыло, и из-под поверхности показались еще два мешка, тоже наискось навалившиеся на третий, самый маленький и легкий, 50-килограммовый, который весной первым сбросили в яму.
Олег померз еще немного, дожидаясь, пока ему скинут веревку, а потом снова взялся за работу, стал готовить к подъему третий мешок. Чем ниже опускался уровень воды, тем больше повышалось у него настроение. Он даже начал верить, будто Ларев, заполучив в довесок к золоту бандитов гражданской войны антиквариат времен Стеньки Разина, не станет после этого отправлять Механика на тот свет, а даже отстегнет чего-нибудь от щедрот своих…
«МЫ СТРАННО ВСТРЕТИЛИСЬ…»
Гоги Дзобладзе, пока Механик с ларевцами доставал мешки из затопленной ямы, добрался до Самсонова и очень удивился тому, что никакого «Чероки» там никто в глаза не видел.
— Как не видел, слушай? — удивлялся Георгий Луарсабович. — Я идиот, да? У меня глюки наплывают, да?
Но ни ночная смена самогонного заводика, ни ночной сторож «Липочки», ни алкаши, еще шатавшиеся по селу с песнями, ни бабки, чаевничавшие допоздна, обсуждая деревенские сплетни, никакого «Чероки» не видели.
Конечно, Дзобладзе не хотел выглядеть идиотом, но все-таки тому, что никто в «Липочку» не наезжал, немало порадовался. Хотел было даже позвонить Буне и успокоить, но потом решил, что время уже близится к полуночи и надо ехать домой, в областной центр. А утро, как известно, вечера мудренее.
В общем, Гоги вновь уселся в «Опель» и покатил от Самсонова к выезду на шоссе. Справа от него промелькнул поворот к коровникам, и вот тут-то Дзобладзе впервые подумал, будто черный «Чероки» мог ехать и не в село.