Сколько ж времени прошло? Да и фиг с ним. Мне надо ещё для себя запас заработать.
— Хватит с меня!
Череп вскакивает, дёргается, пытается выбраться из-за стола, но, поскольку ходить здесь невозможно, плюхается на ящик и снова хватает колоду.
Да на тебе ж написано было, что ты не уйдёшь отсюда, пока все не сольёшь. Давай, доставай, что там у тебя осталось.
Ближайшие две раздачи намеренно отдаю. Пусть парень порадуется, что ему тоже что-то перепало.
— Вот-вот! — резко хватает он меня за голову, притягивает к себе, упирается в лоб и замирает так на пару секунд. — С этого и надо было начинать.
Я не вырываюсь — незачем. Больше расслабленности у него — сильнее концентрация у меня.
Незаметно подмигиваю Ильдару — не пугайся, мол, это был запланированный акт иезуитского милосердия. Всё обязательно вернётся на «базу».
Ещё полчаса, и у Черепа остается последний полтинник. Он глупо смотрит на него, потирает пальцами и прикладывает к глазам. Матерится, как сапожник, но делает ставку.
Игру прерывает громкий стук в дверь. Стучат нагло, по-хозяйски, выстукивая затейливый ритмический рисунок. Компания в ларьке замирает и переглядывается. Они явно знают, кто решил нарушить нашу идиллию.
Ильдар отпирает, и в дверном проёме возникает новый персонаж. У него прищуренные живые глаза и лицо, изъеденное глубокими морщинами. Стрелки на серых брюках отутюжены до бритвенной остроты, рубашка ослепляет белизной, пиджак — чистотой малинового оттенка.
Собственно, цвет пиджака только и выдает в нём нового русского джентльмена. Если бы не это, вполне можно было бы принять его за бизнесмена. Даже и иностранного. Причёска у него больно неспортивная — волосы намного длиннее, чем у бритых под ёжиков его коллег по цеху.
На вид ему лет пятьдесят, но не удивлюсь, если на самом деле меньше и из-за «нервных» условий жизни он просто плохо сохранился. Он смотрит подозрительно, но держится уверенно, как хозяин жизни.
Череп тут же тускнеет, а взгляд из-под нависшего лба делается настороженным.
— Играете что ли? — спрашивает пришелец тихим хриплым голосом. — На счастье или на удачу? А может, на четыре звёздочки? Или под очко, может быть?
— Под какое очко-то! — обиженно возмущается Череп.
— Судя по тону, — усмехается джентльмен, — под твоё, Череп. Чего ты зенками хлопаешь? Проигрался что ли?
— Да я тут… — оправдывается Череп, хотя мне пока не понятно, за что.
Если только на общак играл, а не на свои. Но это вряд ли.
— Умник, — вздыхает босс и поворачивается к Ильдару — Приготовил? Череп, в натуре, почему я сам деньги собираю, а? Не знаешь?
— Да щас я, Топор, доигрываем уже.
Ильдар хватает стопку баксов, лежащую передо мной, тщательно отсчитывает купюры, бормоча себе под нос. На слове «пятьсот», отодвигает лишнее и пересчитывает ещё раз.
— Не трожь бабки мои! — рыкает Череп.
— Почему они твои, если ты их честно проиграл? — растерянно говорит Ильдар.
— Сел играть, просри достойно, — нравоучительно осаживает его Топор.
— Жора, в расчете? — спрашивает владелец ларька и протягивает деньги.
Лицо у Топора делается брезгливым. И взгляд, и искривлённые губы показывают, насколько ему противно и даже омерзительно видеть этого человека. Он смотрит на бедного, моментально побледневшего Ильдара, как на насекомое. Тот осекается, нервно сглатывает и говорит, с трудом выговаривая имя и отчество.
— Георгий… Георгий Ни… Никифорович, простите… Теперь мы в расчёте?
Интересно, давно ли этот Топор выбился в боссы, раз его привыкли называть по кличке или сокращённому варианту имени.
— Чё ты мне суёшь? — как от зубной боли морщится он. — Псу моему отдай. И ты тоже, Ромик. Чё притих? Думал, я тебя не замечу?
Он смотрит вроде как насмешливо, но прожигает взглядом так, будто хочет мысленно мне сумму долга сообщить. Сколько ж я такому деловому кенту задолжать могу? Хорошо хоть с Ильдаром расплатился.
Топор кивает Черепу, и тот мгновенно хватает оставшиеся баксы и тут же рапортует:
— Пятихатка!
— Молодец, бля… хоть считать научился и то спасибо. Череп, я тебя нахера держу вообще? Кто мои бабки собирать должен, а?
— Да я не успел просто… — начинает оправдываться Череп, но Топор, недовольно его прерывает.
— Заткнись ты уже.
Он запихивает руки в карманы брюк и, подняв брови, вопросительно смотрит на меня.
— Пять сотен, Рома, это конечно, хорошо. Но…
Повисает долгая пауза. Не сводя с меня глаз, Топор достаёт из внутреннего кармана длинную и толстую сигару, и из бокового — резак.