— Гражданин Миронов?
— Э-э-э…
Да, я ж Миронов, вроде…
— Лейтенант Стройнов. Пройдёмте с нами, пожалуйста.
— А в чём, собственно, дело?
— Мы доставим вас на допрос в прокуратуру Центрального района. Вот повестка. Тише-тише… Спокойно. Любимов, ну-ка браслетики защёлкни.
16. Остынь, а…
Меня запихивают в «бобик» и… И всё.
— А зачем наручники? — спокойно спрашиваю я, пытаясь установить вербальный контакт.
Лейтёха поворачивается, окидывает меня взглядом и, ничего мне не ответив, командует:
— Поехали.
И мы едем. На милицейской машине. Шикарно. Если не принимать во внимание, что я сижу в отделении для преступников, в собачатнике то есть. Сижу и смотрю на окружающий мир через оконце в задней двери.
Замечаю бабку, которую вчера допрашивала Ирина. Или позавчера? Что-то в этой кутерьме я уже не соображаю, что и когда произошло. Бабка провожает нас долгим пристальным взглядом, а мы выезжаем со двора.
Выезжаем на проспект. Полукруглое здание с толстенькими буквами «Мир» усеяно афишами. Это старый кинотеатр. Его в двухтысячных переделают в дом культуры. А сейчас он выглядит вполне себе современно.
— На «Робокоп 3», ходил? — спрашивает водила, кивая в сторону афиши.
— Куда? — удивляется лейтёха. — В кино что ли? Я видик смотрю. Нахера мне в кино ходить? Не смотрел ещё, но кассету взял. И «Скалолаза» взял. Завтра у меня выходной, вот и посмотрю. Тоже со Сталлоне. Видел «Скалолаза»?
— Нет, дашь посмотреть потом?
— Да что там смотреть? — усмехаюсь я. — Не спасёт он девчонку свою. Сорвётся в пропасть. Песец, пацаны…
— Ты нахера!!! — возмущённо восклицает водитель.
— А вы нахера мне браслеты защёлкнули? — парирую я. — Я вам Ганнибал Лектор что ли? За это сейчас вообще все фильмы на год вперёд перескажу, чтоб вам смотреть нечего было.
— Э, хорош, мужик! — протестует водитель. — Чё за дела вообще? Мы тебя отметелим за такие штучки!
— А как с вами ещё, — качаю я головой…
— Ну зачем… — качает головой плешивый и не очень опрятный следак в штатском, кивая на наручники.
В кабинет меня вводят уже местные, прокурорские.
— Давайте-давайте, снимите, — шевелит он влажными и блестящими, похожими на дождевых червей, губами и поправляет очки с толстыми стёклами. — Присаживайтесь, молодой человек. Вот здесь. Да-да, здесь.
Я усаживаюсь напротив него, к полированному приставному столику и потираю запястья. Обстановка казённая — белые стены, несгораемый шкаф, довольное лицо вечно пьяного президента на стене. А ещё графин с гранёными стаканами и пыльные шторы.
— Паспорт есть у вас?
— Паспорт у меня дома, — отвечаю я. — При задержании никто не спрашивал, кстати.
— Да это не задержание, вы что! — делает огромные глаза следователь. — Милиция, что с них взять! Но вы не обижайтесь, опера, они же привыкли рубить гордиевы узлы. Или гордеевы? Как правильно-то?
— Гордиевы, — отвечаю я, просекая все эти «психологические» приёмчики и попытки типа задружиться и стать своим в доску.
— Хорошо, — вздыхает он. — Гордиевы. Ладно, давайте тогда поговорим. Я, кстати, Олег Олегович Писутин.
Он склоняется к столу, берёт шариковую ручку и начинает быстро писать. Писутин — писать, в Питере — пить…
— Итак, — произносит он, не поднимая головы. — Фамилия, имя, отчество, дата рождения, прописка…
Я справляюсь со всем, кроме прописки.
— Недавно переехал, — объясняю я. — С девушкой сняли квартиру… Адрес не запомнил ещё…
— Хорошо-хорошо, это всего лишь формальность. Адрес-то у меня записан, да только не в этом же дело, правда? Вообще, прописку у нас отменили.
— Точно! — соглашаюсь я.
— Точно-преточно… — кивает он. — Именно, так. Некоторые, видите, пытаются увиливать или изменять информацию. Но это никогда ничем хорошим не кончается. Всегда, просто в ста процентах, мы своего добиваемся. Так что надо сразу, с самого начала, с самого первого вопроса говорить чистую правду… Ну, это я так, просто к слову пришлось… Чтобы, знаете, взаимное доверие… Без доверия нам никак. Это самое главное.
Я киваю, демонстрируя полное единомыслие с этим человеком.
— Хорошо, — кивает он, — Хорошо. Очень хорошо… Ладно. Где работаете?
Я отвечаю.
— Ох, до чего же интересная работа, да? — поднимает он голову. — Азарт, взлёты и падения, победы и поражения, правда?
— Можно так сказать, — киваю я.
— Конечно! А как иначе. Только так. Нравится работа?
— Знаете, работа — это всегда работа. Даже если и нравится, приходится преодолевать себя, бороться с однообразием, с рутиной, другими явлениями. Вот вам нравится ваша работа?