Стоит ли говорить, что за всеми этими хлопотами я и думать забыл о ворошиловке и скоро снова почувствовал в себе былую силу и бодрость.
Но о том, что за всем этим я также забыл о своем единственном друге, сказать стоит. Но я думал, что мы никогда особенно не нуждались друг в друге, как в еде или воде, поэтому я не придал этому значения.
Достаточно скоро я понял принцип использования приборов. Спустя какое-то время я установил связь между каракулями на картах и землями, местонахождение которых мне всегда было хорошо известно. Самым трудным было разобраться в надписях. Эти дьявольские писанины мутили мне разум круглые сутки напролет. Драя палубу, я думал, что же может значить загогулина, нарисованная в двух градусах севернее от острова Сотьена. Когда я переносил грота-гика-шкот, у меня перед глазами вставала закорючка, торчащая на 37 градусе южной широты и 62 градусе восточной долготы. Размышления о том, что мне делать с высотой светила, показанной секстантом, не покидали меня даже тогда, когда меня прижимали моей военморской грудью к фок-мачте, заставляя заложить руки за голову. Короче говоря, чтение со счислением дались мне тяжело, но я осилил и это.
Для меня до сих пор великая тайна, как мне удалось проделать все эти маневры, не возбуждая подозрений у начальства. Под начальством я подразумеваю того самого единственного человека, который все еще выделял для меня щедрую долю своего драгоценного времени. Так как в лазутчики меня никто никогда не звал, мне кажется, что для пущей подозрительности мне не хватало только прыгать перед ним и размахивать руками, крича: “Смотри, смотри, что я вытворяю! Скорее, приведи меня в меридиан!”. Как бы то ни было, мне это удалось, не получая больше, чем обычно.
Через год после того, как Джил покинула “Бурю”, меня назначили кормчим. Это была величайшая удача, учитывая легкую неприязнь командира ко мне. Ну а еще через год произошло следующее.
– Куда опять зашхерился этот щенок? Приведите его ко мне! – бакланил командир. “Щенок” вместе с остальными вялился в кубаре в адмиральский час, устало закрыв согнутой в локте рукой иллюминаторы.
– Думается мне, Дюк, это тебя, – с усмешкой объявил мне калабаха-Дон с люли, тасуя карты из запрятанной колоды.
– Ну, трындец тебе, щенок! – подхватил кок Кук (я не виноват, что его так зовут) травлю.
– Стявкаешь чего-нить нам на прощание?
– Да, да!
– Да идите вы в задницу, парни, – отозвался я, с улыбкой поднимаясь.
– Та не нервничай!.. – попытался приободрить меня Дон.
– Тебе легко говорить. Зовут-то щенка, а не осла.
Когда до него дошло, он добрым пинком спихнул меня на палубу и я, под одобрительный смех и “Ну ты загнул!”, вышел на палубу.
– Вот ты где! – воскликнул наш Ящер. – Тебя…
– Звали. Знаю. Он в норе?
– Ага. Ты это, ток… У него фитиль еще дымится, так что…
– Как всегда, – мрачно, но справедливо, заявил я и пошел на ковер.
Стук, с которым я в очередной раз налетел лобешником на дверной косяк, послужил командиру известием, что явился именно я.
– Войди, да поживее!
– Вызывали? – я зашел, пригнув голову, сняв беску и сцепив руки за спиной.
– Конечно, вызывал! – раздраженно подтвердил он. – Где ты шатаешься?!
– Я не слышал.
– Сэр!
Ему до последнего не надоело это делать.
– Я не слышал, сэр.
– Бананы из ушей вытащи. Ладно, переходя к делу… Наш штурман перевелся на сушу.
Я резко поднял взгляд и снова приложился головой о подволок.
– И причем тут я? Сэр, – молниеносно добавил я, когда он уже открыл рот.
– Ты, кажется, смыслишь что-то в навигации, так?
– Ну, можно и так сказать, сэр.
– Если сдашь экзамен, на его место назначаешься ты, – с явной неохотой в глазах проговорил командир. У меня перехватило дыхание, я еле устоял на ногах. Я получу патент младшего офицера… Спустя 12 лет я наконец-то выкарабкался из числа принудительно завербованных. Теперь не я, а мне будут подчиняться. Теперь я смогу переселиться на ют. Теперь он наконец оставит меня в покое.
– Чего весь засиял?
Я хотел ответить, но не смог.
– Да, повезло тебе, щенок. Но смотри у меня, – он выставил палец, – один промах, и…