– Вы что-то пытались мне сказать, когда я прыгнул, сэр? Прошу прощения, но я вас не расслышал, – соврал я с издевательским тоном и победоносным видом, приготовив свои уши к взрыву, как если бы кто-то устроил пальбу в пороховой камере. Вдруг он успокоился, что напугало меня больше, чем его пышущее злобой лицо.
– Следуйте за мной. Я хотел бы кое о чем с вами поговорить, – спокойно приказал командир.
– Хорошо, – я не пожелал проявить слабину. Терять мне было уже нечего.
– Прошу обращаться ко мне в соответствии с моим статусом, – все так же вкрадчиво “попросил” командир.
– Есть, сэр, – сквозь стиснутые зубы отозвался я. Ребята смотрели на меня, как на обреченного, когда торопились убраться с поля словесного боя, боясь попасть под горячую руку.
Моя должность меня не спасла, но это были еще цветочки.
Когда в тот же день меня наконец предоставили самому себе, я по привычке пошел искать своего личного духовного и физического лекаря. Кид сидел в артиллерийском погребе, сдувая пыль со своих любимых карабинов и ружей. Я вошел и со вздохом прислонился к дверному косяку. Прежде чем он успел перевести на меня вопросительный взгляд, я сквозь еще целые зубы скорее просвистел, чем сказал:
– Нет, все, хватит. Клянусь, я убью его.
Тут в его глазах мелькнуло то выражение, которого я раньше у него никогда не видел.
– Такими словами не раскидываются, Бешеный, ты бы поаккуратнее.
Ни его, на этот раз, искусственное спокойствие, ни даже упоминание моего шуточного прозвища не помогло.
– Мне нет дела – пусть слышит, хуже мне уже не станет! Да, я сказал это тебе, и всему миру готов разболтать – я убью его! – Тут я безумно расхохотался.
Он вскочил с места, схватил меня за плечи и прошипел:
– Тихо, дурак! Если он услышит, он точно тебя прикончит. Совсем. А ты не можешь драться с ним сейчас, так что захлопнись и терпи.
Он сел обратно на койку и бережно взял в руки очередное ружье. Я как будто успокоился и принялся “зализывать” раны. И тут случилось непоправимое.
– Тем более, он-то не виноват.
Молодая кровь забурлила, сказались нанесенные увечья, я взбесился. Обернулось это тем, что я подскочил, забыв про раненую ногу, и запустил обе руки в волосы, тщетно пытаясь остыть.
– Он не виноват?! А кто, по твоему мнению, тогда виноват-то, а?! Я, что ли, мать твою так?! Я жизнь тому годку спасал, что я должен был делать? Бросить его, взлететь на борт и упасть ему в ноги, как ты?!
Сначала Не Промах сохранял невозмутимость, но как только из моего рта вылетели последние два слова, он вспылил.
– Да! Да, ты должен был упасть ему в ноги и благодарить, что он не застрелил тебя, как только твоя башка скрылась под водой! Он вырастил нас, научил, как жить, а теперь ты стоишь и грозишь ему смертью?! Клянусь, если я еще раз услышу от тебя что-то подобное, я скажу ему!
– Да что с тобой?! Он нам жизнь сломал! От него все наши беды!
– Уверен? – вдруг холодно спросил он. – Если бы не ты, я бы уже три года как был сержантом, а вместо этого меня… – он сжал губы и сильно побагровел, не от злости – от обиды. Я отшатнулся и удержался на ногах только благодаря тому, что погреб был крошечный и растягиваться во весь рост мне было просто некуда.
– Три года… Так вот в чем все дело, – захрипел я. – Это он сказал тебе, когда вы остались вдвоем? Что он бы сделал тебя сержантом, если бы не я? И ты ему поверил?
– А откуда ж мне знать, когда я им не стал только потому, что тебе вздумалось бежать?!
– Ну так ты ж не моя невольница, что ж ты поперся за мной, коли не хотел?!
– Как будто ты бы не поставил мне это в упрек!
– Да даже если бы и поставил, с каких пор ты меня… боишься? – с удивлением спросил я, медленно осознавая, кто стоит передо мной.
– Я не… Подумай, что было у тебя до того, как мы попали сюда? Мы голодали, денег не всегда хватало…