Хет поднял одну бровь, на его губах появилась усмешка.
– Мне кажется, вы можете припомнить. Так значит, это вы – тот человек, что нанес мне такой урон?..
– Надеюсь, это никак не повлияет на наш договор? – сдался я.
Он засмеялся.
– Я не договорил. Нанес мне такой урон и освободил моих людей. Как низко я должен был пасть, чтобы не ответить вам тем же?
Наконец он, под зорким прицелом пистолетов, отвел меня на опердек.
– Глубочайше прошу прощения, но боюсь, что свободно вы у нас по палубе гулять не будете.
Я скривился, но все же выдавил:
– Понимаю.
Я посмотрел в небо. Была тихая ночь, и звездное небо ничем не было омрачено. Я мгновенно нашел Полярную звезду, вспомнил координаты Багиса, взглянул на компас, определил, что дует свежий норд.
– Сколько мы в дрейфе? – “… а я в забытье” добавил я про себя.
– Сэр, – не грубо поправил тот. – Вы являетесь лишь временным нашим штурманом, но это не значит, что вы не должны соблюдать нашу дисциплину.
– Сколько времени мы в дрейфе, СЭР?
Хет не обратил внимания на грубость и ответил:
– Двое суток.
Я тихо присвистнул и, после недолгого счисления, куда нас должно было унести, с учетом течения, ответил:
– Если сейчас возьмем на бакштаг, прибудем на Багис через 6 дней, на Маяке будем спустя 8 суток после этого.
– Бакштаг, говорите?
– Да, сэр.
Коммодор отвернулся и отдал нужные команды, чтобы сняться с дрейфа. Матросы забегали, а я окинул взглядом “Бурю”.
– Что ж, все в жизни надо попробовать. В том числе и побывать в плену у пиратов, правда, малышка? – пробормотал я.
Убежать возможности не было. Да и желания тоже. Ну а что мне, с ноги выбить дверь и прыгать за борт, не имея времени стащить провизии и шлюпку, только лишь раньше времени попрощавшись с “Бурей”? Меня пристроили в запертой каюте покойного шкипера. Я спал беспокойно, но крепко – еще детская моя привычка, носящая название “если дают поспать – надо спать”. Сны мне редко снятся, но в ту ночь меня терзали не они. В голове все прокручивалась мысль: “На флот мне дороги нет. Что теперь?..”.
Когда этой беспокойной ночи наконец пришел конец и меня выпустили, я вышел и заметил, что на палубу лег туман, а вахтенный матрос, темноволосый хмурый парень, небрежно положивший руки на штурвал, отклонился от курса на целых два румба. Я окликнул его:
– Эй, ты! Держи ровнее, нам на норд-норд-вест.
Тот подозрительно воззрился на меня.
– Откуда мне знать, что ты ведешь нас туда, куда надо?
– Я хоть куда-то вас приведу, а ты, если будешь и дальше идти в этом направлении, то мы наскочим на рифы. Позови коммодора, если мне не веришь.
– Его лучше не беспокоить сейчас, – последовал ответ и матрос все же немного повернул штурвал.
– Это почему?
– Его мучают головные боли. А ты вообще кто такой?
– Когда-то не так давно был капитаном этого судна.
– А сейчас?
– Не знаю, – уклонился я, не имея ни малейшего желания обсуждать с ним свою жизнь.
– Имени чтоль нет? – усмехнулся тот, щурясь на солнце.
– Считай что так, – пробормотал я и подошел к фальшборту.
Море. Такое родное, знакомое. Глядя на него, у меня в голове не возникает поэтичных мыслей, уж простите. И чувств, которые может описать мой неромантичный язык, оно никаких не вызывало, так что какое-то время я просто стоял, уставившись в воду. От этого занятия меня отвлекла рында и насмешливый окрик:
– Вставай за штурвал, ты, мыслитель!
Это было адресовано мне. Вахтенный ушел в кубрик отсыпаться, по дороге поздоровавшись с приятелем – немаленьким круглолицым парнем, с ищущим приключений на свою задницу взглядом. Я скукожился за штурвалом, стараясь не привлекать внимания, но было уже поздно. Он подошел ко мне и сказал:
– День добрый.
– Угу, – промычал я.
– А это же ты – капитан этого корабля, да?
– Угу.
– Был им, точнее?
– Угу.
Ему, наверно, было прямо ну очень скучно.
– О чем думаешь?
– Как бы провести шхуну к Багису за шесть суток, – как можно спокойнее ответил я.
– Ты же у нас что-то вроде военнопленного, так? – поинтересовался тот.
– Если бы это было так, я, наверное, не стоял бы за штурвалом, так? – вообще-то матрос был прав, но признать это было труднее, чем провести корабль в Кровавом проливе.
– И все же это так, а стоишь ты тут потому что мы только рулем ворочать и умеем. Слушай, а как это ты так умудрился, а? Мы же почти никаких усилий не приложили, чтобы вас разбить.
– Иди к черту, парень, – к тому моменту я просто рассвирепел.
– С чего бы это? – с вызовом спросил он. Краем глаза я заметил, что он закатал рукава. Он явно искал драки, и он ее получил. Только если дракой можно было назвать падение на шканцы после того, как я крутанул штурвал. Судно вильнуло, на корме это особенно видно. Поставив руль в изначальное положение, я невозмутимо прижал лежащего к палубе ногой. Предупредив продолжение я подавил радость в глубине души от возможности впервые за долгое время помахать кулаками, разукрасить кому-то морду и остудить свой пыл. Только лишь в том случае, если лежащий сумеет подняться, конечно. Но тут я увидел коммодора, поднимающегося по трапу и отпустил его, ожидая взбучки, которую, впрочем, не боялся. Хет выглядел неважно. Ноги не очень крепко держали его, под глазами были синяки, от прежней энергии не осталось и следа. Я понял, что это была за головная боль. Ром называется. Пират поднялся на квартердек и, бросив взгляд на с трудом встающего матроса, сказал: