Тут он, спохватившись и начав озираться, пробормотал:
– Он приказал дать тебе ознакомиться с уставом… Я сейчас…
– Не надо, – отмахнулся я.
– Как не надо? – удивился он. – А если условия будут слишком строгими?
– Меня этим не проймешь, парень. А когда вы… мы выходим в Море?
В ответ пират лишь пожал плечами. Я удивился, но промолчал, решив дождаться самому.
Вернувшись к Шебе, я застал ее со вздохом севшей на ближайший стул и закрывшей лицо руками. Она меня не заметила, пока я сочувствующе не спросил:
– Устала?
– Нет, – коротко, но гордо ответила Шеба, встав и начав убирать посуду. У меня промелькнула идея и я, потушив свое курево, подошел к ней. Подкравшись, я играючи подхватил ее и потащил наверх по трапу. Она засмеялась и воскликнула:
– Отпусти! Мне работать надо!
Войдя в ее каюту, я бросил ее на койку. Она спросила:
– Наигрался? Все, иди к черту и дай мне помыть посуду.
Я не наигрался, если вам вдруг интересно. Я поцеловал ее оголившееся плечо и лег рядом.
– Отдыхай.
– А кто будет посуду мыть?
– Я могу.
Она хохотнула и сложила руки на животе.
– А ты умеешь?
– Обижаешь! Помню, в юности, когда я еще был юнгой, я мыл посуду до того хорошо, что ты бы в нее как в зеркало смогла бы поглядеться. Я даже приготовить что-нибудь могу.
Шеба хмыкнула и ответила:
– Вот только не надо мне на моей кухне устраивать камбуз. Мои гости – не матросы.
– Да большая часть твоих посетителей – рогатые!
– Здесь они не матросы. Здесь они – уважаемые и интеллигентные люди.
Словно в подтверждение ее слов с первого этажа до нас четко донесся звук бьющейся посуды и ругань.
– Ну-ну, сама интеллигентность.
Она мне не ответила. Вздохнув, Шеба свесила ноги с кровати, оглядывая палубу в поисках туфель, которые я с нее стянул.
– Я разберусь, ты лежи.
Она посмотрела на меня глазами, полными благодарности. Однако в следующую же секунду она, насторожившись, напомнила:
– Дюк, они – не рогатые, помнишь? Без кулаков!
– Ну разумеется, – ответил я, хрустнув пальцами.
Спустя несколько секунд подвыпившие драчуны вылетели из трактира почище чаек с гнезд.
Когда коммодор несколько недель подряд не выходил из каюты, я потерял терпение. Отмахнувшись от уже, судя по всему, привыкших к этому, членов команды и даже не постучав, я вошел в каюту. Я хорошо знаком с выпивкой, как вы знаете, так что для меня это зрелище не было очень отталкивающим или непривычным. В душной каюте стояла вонь, смешавшая в себе запах содержания всех бутылок на корабле, лицо коммодора, сидевшего на своем кресле, налилось всеми цветами радуги, а в глазах… ну, скажем, интеллект не светился. По каюте были разбросаны пустые бутылки, что-то посвежее, что-то повалявшееся уже несколько дней, а по палубе что-то разлито.
– Опа-на, а вот и мой новый офицер!
– Ну и как это называется? – осведомился я.
Тот улыбнулся, икнув и еле шевеля языком, сказал:
– Как это называется, сэр.
Я посмотрел на него, как на полоумного. Но прежде чем я успел что-либо сказать, он ответил:
– Это виски, – он поднял одну бутылку, – это вот… вино, – указал на другую, – а это, конечно же, ром! – он торжествующе поднял над головой флягу.
– Офонарел?! Мы уже 3 месяца тут якоря вымачиваем! Парни хотят в Море, и я тоже, черт тебя дери!
Хет явно хотел что-то ответить, но просто не мог.
– Если ты завтра не протрезвеешь, я тебе клянусь, я выкину тебя за борт!
– Выкидывай, мне все равно жить больше незачем… Я тебе даже спасибо скажу.
– В чем проблема?
– Ни в чем, дорогой мой друг, ни в чем.
– В таком случае, повода пить у тебя нет.
Я сгреб бутылки, в которых еще что-то осталось, намереваясь выкинуть.
– Нет, стой!
– Тогда говори!
– Да это… Муна.
– Кто?
– Муна. Моя жена.
– И что?
– Она погибла. 15 лет назад в стычке губернатора и южан.
Я молчал. Что я мог сказать? Вместо этого я мысленно раскаялся в своих прежних убеждениях.
– Я люблю ее. Больше всего на свете, – продолжал Хет с душераздирающей ноткой в голосе, в котором четко слышались слезы. – И вот однажды до меня дошли слухи, что… она… Знаешь, каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу ее. Она была такой красивой… А если бы только слышал, как она смеется! Все в ней заливалось смехом – глаза, нос, даже уши! Господи, я так ее люблю… У меня от нее остался сын, но я не могу его воспитать! Ты не представляешь, как сильно он похож на мать!.. У тебя есть избранница, Дюк?
– Да.
– С ней все хорошо?
– Да.
– Счастливчик, – даже с какой-то завистью протянул он. – Береги ее. В любом случае, теперь ты знаешь. Вот почему я стал тем, кто я есть сейчас. Трудно работать с теми, кто убил твою возлюбленную, ты со мной согласен?