После этого, я заметил, что меня, сначала за спиной, а потом и в глаза, называют “Бешеным”. Кид тоже это заметил и недели две точно называл меня, ухахатываясь с этого, “Бешеным щенком”, но скоро перестал. Мне это не льстило и не обижало, и я не обращал на это внимание. Так получилось, что это прозвище стало моим вторым именем.
Как вы понимаете, у нас с командиром были весьма напряженные отношения. Ни один наш диалог не заканчивался спокойно, ни в одном взгляде не таилось хотя бы равнодушия. Нет, лютая, волчья ненависть – вот чем выделялись наши редкие разговоры, да даже элементарные фразы, которыми мы перебрасывались во время работы, стреляли дикой неприязнью. Командир ненавидел во мне, как он открыто признавался, “бунтовской и вспыльчивый дух”, а я в ответ презирал в нем трусость, садистские наклонности и слабость. Давайте на этом закончим перечень моих залетов и их последствий.
Бури в северных Морях. В первый раз на своей памяти я столкнулся с одной такой в тот же день, как “Буря” там оказалась. На горизонте показалось темное облако. Не надо быть гением или метеорологом, чтобы понять, что грядет. Командир небрежно приказал взять четыре рифа у марселей и убрать грот. Я хотел возразить и предложить убрать и фок или вообще лучше идти только под такелажем, но Кид схватил меня за руку и вполголоса сказал:
– Я знаю, о чем ты думаешь. Он тебя в жизни не послушает, только… сам знаешь. Лучше стой тут.
Я подчинился. Налетел ветер. Легкая шхуна подскочила, но устояла. Меня подмывало лечь в фордевинд, но Не Промах предупреждающе стиснул мое плечо. Новый вал налетел на штирборт “Бури” и нас обрызгало ледяной водой. Мы убрали марселя. Свежий порыв надул фок, шхуна поддалась и хлебанула воды. Мы убрали и фок. Остался один-единственный брамсель. Когда я заметил это, буря уже полностью разыгралась, очередной крен градусов в 80 опрокинул корабль на правый борт. Еле удержавшись, я отряхнулся и решил рискнуть. Рядом откашливался от соленой воды Кид. Когда он увидел, что я нетвердой походкой направился к вантам, я услышал его истошный крик:
– Стой, болван!
– Да иди ты!
Я встал на выбленки и полез.
– Дюк! – раздался изумленно-злой вопль командира. – Слезай! Слезай сейчас же, щенок!
Я уже преодолел марсовую площадку и вступил на фор-стень-ванты, когда на палубе заорали, пусть и не мне:
– Осторожно!
Я приготовился к тому, чтобы нырнуть. На этот раз крен перешел порог в 90 градусов и моя спина со всплеском встретилась с ледяной водой. В голове пронеслось “не вздумай отцепляться, черт тебя подери!”. У меня заложило уши и потому я не сразу понял, что уже оказался на поверхности. Со стучащими от холода зубами я полез дальше и добрался наконец до проклятого брамселя. Очередная волна поддала нам в борт и до меня дошло, что развязывать булинь времени нет. Я достал новенький нож и с силой рванулся вперед, чтобы оборвать снасти одним ударом. Они поддались лезвию, но и я не устоял и чуть не полетел вниз. Спас меня только моей же рукой оборвавшийся шкот. Я, взяв нож в зубы, повис на нем. Поняв, что так не удержусь, я начал искать ногами фор-марса-рей. Встав на него, я, видимо, вообразив, что передо мною Шеба, с нежностью любовника обнял фор-брам-стеньгу и начал думать, как мне обрезать другой шкот. Я сошел с рея, встал на перты. Вдруг шхуна сотряслась, моя нога соскользнула, и я чуть было не сорвался вниз. Поняв, что я все еще очень хочу жить, я вцепился в перты обеими руками, и повис в воздухе. Увидев, как под моими болтающимися в воздухе ногами разверзается сошедшая с ума водная стихия, я нервно сглотнул, но все же, перебирая руками, наконец добрался до фор-брамсель-шкота и резким движением перерезал его. Брамсель был обезврежен, но чуть было не вместе со мной, потому что как только я повис на одной руке и меня тряхануло, и я начал очень быстро спускаться. Очень быстро. Падение я смог затормозить только благодаря тому, что схватился за бакштаг, к чертям собачьим содрав себе кожу с ладоней. Наконец, с треском свалился на опердек.
– Ай, – тихо простонал я, не вставая, но, поняв, что оказался в безопасности, радостно вскричал: – Я жив!
Откуда-то сверху мне протянул руку Кид. Я, с его помощью, встал и обнаружил, что почти цел.
– Ты болен. Лечись! – Кид дружески пихнул меня локтем. Я еще раз проверил целостность своей спины и прислонился к фальшборту, дабы расслабиться и растереть онемевшие от холода конечности. Буря не утихала, но теперь шхуне ничего не угрожало. Вдруг к нам подошел командир. Улыбка у меня с лица мгновенно исчезла, я гордо поднял голову. Губы у него побелели, я ждал новой грозы. По его глазам я ясно понял, что, если бы не команда вокруг, он бы убил меня. Но ребята, справедливо или нет, сочли, что этим поступком я рванул на груди тельник, и он бы навлек на себя их гнев, если бы осуществил то, что было у него на уме. Наконец он отвернулся, скрестил руки на груди и произнес: