Розет сдавленно охнула и закрыла глаза. Я усмехнулся.
– Я верю, что души моряков становятся морскими птицами, но вот в то, что женщина на борту – к беде, нет. Наверное, я вас, женщин, слишком люблю. Но, Розет, если кто-нибудь вас в этом обвинит, пришлите его ко мне, пожалуйста.
– Зачем? – она нахмурила тонкие брови.
– Поговорить надо будет.
– И все же, вы слишком строги с ними, – с упреком в голосе заявила она.
– Не смешите народ, о прекрасная девушка. Мало какая мать так возится со своими детьми, как я с ними.
– Правда?
– Я бы не стал вам врать.
– Так уж и быть, поверю вам, – с белоснежной улыбкой поддалась она и снова повернулась к фальшборту. Только я собирался с чувством выполненного долга удалиться, как она неожиданно произнесла:
– Бескрайние просторы воды, искрящиеся на солнце и несущие свои волны навстречу чему-то неизведанному, навстречу приключениям и морской романтике. Вот, что такое Море. Не правда ли? – она откинула черные волосы со лба и вопросительно взглянула на меня. Я пожал плечами и пустил клуб дыма.
– Скажите, если бы вам дали возможность изменить свою судьбу, если бы у вас был шанс жить во дворце, вы бы им воспользовались? – вдруг спросила она.
Заманчиво, конечно, подумал я. Еще ребенком я слышал от других мальчишек про золотые переборки и серебряные палубы во дворцах. Помню, как я, юнга на промысловом судне, сглатывал при мысли о сокровищах, спрятанных в богатых залах. Но тем не менее я не задумывался по этому поводу ни секунды:
– Нет.
В ее глазах мелькнуло довольное выражение, словно это было именно то, что она хотела услышать.
– Неужели вам бы не хотелось быть принцем голубых кровей? Никогда ни в чем не нуждаться?
– Я бы ни за что не променял свою, может, и трудную жизнь в Море, на жизнь в достатке, но во дворце, мадемуазель.
– Но почему? – вопрошала она, вздернув брови вверх.
– Вся земля кому-нибудь принадлежит. Всегда найдется какая-нибудь дворцовая крыса, которая объявит свои права на… – я тут же прикусил язык. Только обидевшейся женщины мне на борту и не хватало. – Я не это имел в виду!
Но было уже поздно. В ее зеленых глазах вместо прежнего интереса появился холод. Она выпятила подбородок и сказала:
– К вашему сведению, не моя вина, что я родилась… дворцовой крысой, как вы выразились.
Она круто повернулась и драматично убежала, продолжая царапать каблуками мою палубу.
– Тьфу, твою-то мать, – тихо ругнулся я ей вслед. – Обиделась.
– Капитан?.. – Тим робко подошел ко мне, теребя пальцы тем же жестом, как делала это Розет. Будь у него длинные волосы, он бы принялся за них, честное слово.
– Что?
– А что… что случилось?
– Ничего не случилось. А что, похоже, будто что-то случилось?
– Нет, но… она выглядела расстроенной.
– Так, иди-ка в трюм и принеси ведро, защитник обиженных и ущемленных, а то вон как палубный настил рассохся. Иди, иди. А если что интересно, так иди к ней и спроси у нее сам, или я ее пятиметровой переборкой оградил? И не забудь ей по дороге водорослей, за неимением цветов, нарвать, чтоб ей было кому жаловаться.
Одинокий – это когда сам смеешься своим же собственным шуткам.
– Однажды, – с видом проклинающего мою душу оракула начал Тим, – однажды работа на этом корабле таки кончится, и ты не сможешь уйти от ответа, отправив меня ее выполнять!
– Не отрицаю. А до тех пор – иди, пока доски под тобой не сломались и ты не грохнулся на орлопдек.
Он проворчал что-то и ушел твердой поступью на абсолютно здоровых ногах.
Видит Бог, я не подслушивал. Я, как я уже, кажется, упоминал, сильно давлю на массу, но та ночь была исключением. Горло сильно пересушило, настолько сильно, что я даже, нехотя, поднялся с койки. Тем более, в безветренные дни я не могу похвастать спокойствием – я при любом дуновении ветра готов подорваться. Я быстро пересек верхнюю палубу и спустился в артелок. Оттуда все, что происходило на палубе было хорошо слышно, так что я не удивился, когда до моего слуха донесся голос Тима.
– Надеюсь, вас не знобит более: куртка сделана очень грубо и неотесанно, но до сих пор она ни разу меня не подводила.
– Нет, благодарю.
Второй голос принадлежал Розет, чему я был уже искренне удивлен. Ночи были холодные, а девушка все-таки всю жизнь провела в теплом климате. Тим был со мной согласен.
– И все же, Розет, не стоит в этой части мира выходить на палубу ночью, да еще и одетой так легко.