ЧЕРВЯЧОК ВРОЗЬ
― Я забылся. Пора мне подумать и о друзьях…
(Хорасанская сказка)
«5 марта…. Степной жаворонок вытянул из земли здоровенного червяка и сразу с ним тикать прочь от кормящейся стаи. Отвернулся ото всех, загородив добычу спиной, торопливо расклевал, заглотил, вытер клюв о землю и уже только после этого бегом вернулся к кормящимся согруппникам. Дружба ― дружбой, стая ― стаей, а червячок врозь…
Наблюдаю такое постоянно у хохлатого, полевого и рогатого жаворонков. Потому что особо крупная и лакомая добыча немедленно привлекает внимание кормящихся рядом собратьев, нередко провоцируя и драки за нее».
«СНИМИ ПОРТРЕТ!»
…на выстрелы сбегались туземцы и уже не отставали ни на один шаг. Александров однажды вернулся с охоты в сопровождении не менее 50 разнокалиберных мальчишек и человек 20 взрослых. Эта публика всячески стремилась помочь нам, но галдела… страшно.
(Н. А. Зарудный, 1916)
Все люди Хорасана и сопредельных стран… предались великому веселью…
(Хорасанская сказка)
«9 марта. Дорогая Зина!
Вчера мысленно поздравлял тебя. Праздник еще витает в воздухе, но когда получишь это письмо, все уже развеется суровыми ветрами будней.
…В окрестных холмах у Кара–Калы вдруг появилось необычное множество пацанов в возрасте от семи до пятнадцати. Они по весне копают сакыч (не знаю систематики, что‑то вроде дикого лука) ― местное растение, традиционно добавляемое туркменами ранней весной в чурек и прочую выпечку: еще один пример того, как аборигены стремятся заполучить первые доступные витамины (что у нас в Сибири и в тундре на Севере, что у американских индейцев, и т. п.).
Заметив меня, сначала настораживаются, но потом любопытство берет верх: подходят и рассматривают мои экзотические прибамбасы (микрофон, диктофон, секундомер, шагомер, складной стул, ружье и проч.). Завидев мои фотоаппараты, ребятня испуганно–завороженно начинает клянчить, чтобы я их сфотографировал («Сными партрэт!..»). Будущая фотография их совершенно не интересует, важен сам процессизапечатления.
Я снимаю крышку с объектива, они поспешно выстраиваются плотной взволнованной шеренгой, замирают, затаив дыхание, а после щелчка затвора начинают восторженно носиться и скакать с радостными воплями, давая выход сдерживаемым во время съемки несколько секунд эмоциям».
«2 мая…. Выхожу из холмов к восточной окраине Кара–Калы и еще вдалеке от домов слышу непонятно откуда раздающиеся детские крики на туркменском. Ничего не понимаю. Заглядываю за бугор и вижу там в огромной луже мутной ко–ричневой воды несколько купающихся мальчишек. Увидев меня, они замолкают, а потом, показывая на фотоаппарат, начинают неуверенно просить, чтобы я им «сделал это». Один из них, чуть постарше, посмеивается над мелюзгой, но тоже рассматривает меня с нескрываемым интересом. Навожу фотоаппарат, они смолкают, а когда отхожу, за моей спиной вновь начинается возбужденный гвалт».
ЗАВИДУЩИЕ ГЛАЗА
Из всех жаворонков малые с наибольшей легкостью переносят жару.
(Н. А. Зарудный, 1888)
― Ступайте к этому неразумному и передайте, чтобы он сначала поел…
(Хорасанская сказка)
«24 марта…. Малый жаворонок действительно самый маленький из всех. Похож на серого, но клюв потоньше и кроющие на крыле другой окраски. В пролетной стае один привлек внимание тем, что носился среди кормящихся птиц больше других. Стал наблюдать: так он, оказывается, высматривает наиболее активно кормящуюся птицу, подбегает к ней, рассматривает, чем и как она кормится; потом так же бегом ― к другому, опять разглядывает; потом так же к третьему. А сам не ест. Не помер бы, бедолага, с голоду при такой любознательности…»
АВДОТКА
…они не только сами утолили голод, но еще и накормили птицу Рух с птенцами…
(Хорасанская сказка)
«12 апреля. Привет, Жиртрест!
…Сегодня впервые в жизни видел авдотку в природе. Ну и ну!.. Это очень необычный крупный кулик с непомерно огромными желтыми глазами, сразу выдающими ночной образ жизни. Во всем облике и жизни этой птицы есть что‑то потустороннее. То, что ночная и кричит по ночам; то, что, будучи куликом, живет вдалеке от воды в полупустынях и пустынях; то, как она неподвижно стоит, глядя в одну точку; как летит, совершая медленные ритмичные взмахи серыми, с контрастной белой полосой, крыльями; как опять садится в неподвижную позу, вытянув вперед голову и глядя на все вокруг холодным отрешенным взглядом, лишенным всяких эмоций и обычной птичьей суетливости. Словно ни забот у нее, ни мирских птичьих радостей. Если и не исчадье ада, то уж и подавно не райская птица…
И как примечательно описание двух птенцов авдотки Зарудным, ― описание, говорящее в общем‑то более о нем самом, нежели об этой удивительной птице: «Только что подошел к ним, как оба они, неуклюжие, пучеглазые, вылезли из своих убежищ и заковыляли ко мне навстречу, широко раскрывая свои слюнявые ротики; я дал им по нескольку капель воды из бывшей со мной бутылки, и они с жадностью напились, потом поймал несколько жуков и накормил их; они доверчиво сидели у меня на ладони и нисколько не боялись; рассадив их по местам, я побрел дальше».
Написал эту цитату и переключился на что‑то другое, но потом почувствовал, что не могу от нее отвлечься. Ты можешь себе представить, что напишешь про птиц: «слюнявые ротики»? Конечно же нет. Потому что у Зарудного это абсолютно особенно ― и фраза, и взгляд, и восприятие. А ведь есть еще и суть ― «…я дал им по нескольку капель воды…» Вроде бы нечего драматизировать, эти птенцы не первые и не последние, либо выживут, как многие другие, либо погибнут, разделив удел также многих. Но дело‑то не в этом. Дело в том, что человек так естественно поддержал и приласкал начинающуюся, борющуюся за себя жизнь, открывшуюся ему навстречу еще без опыта, но и без страха. Только видевший жизнь в пустыне может понять, что за этим стоит и насколько решающей может оказаться эта поддержка…
Романтично было бы закончить на этом многоточии.
Но это лирически–сентиментальный взгляд. Я‑то сам своим студентам запрещаю во что‑либо в природе вмешиваться. Выпал птенчик из гнезда, значит, так тому и быть, ― «кутарды», как говорят в Туркмении. Вроде бы гуманное дело ― положить его обратно. Но это иллюзия. Потому что, положив его в гнездо, ты лишаешь ужина живущего поблизости ужа, или ласку, или ворону. А чем они хуже? Или, может, у этого птенчика гены такие ―- ерзать больше обычного и из гнезда вываливаться. Ты его положишь назад, он выживет, потом эти свои порочные непоседливые гены по наследству передаст, и в результате все его дети будут из гнезд выпадать, а значит, конечный урон для вида будет больше…
Проникаешься сутью биологической диалектики? То‑то.
Привет Москве!»
8
Султан… повелел снарядить двух верблюдов с паланкинами и приготовить все необходимое для длительного путешествия…
(Хорасанская сказка)
Наше путешествие на Чандыр началось как нельзя лучше. Трясясь на ухабах по тридцатиградусной жаре, глотая дорожную пыль и вяло переругиваясь с постоянно курящим на заднем сиденье Филипповым, я придерживал живот обеими руками и обессиленно упивался сладостной возможностью ехать, а не идти пешком, как обычно, по этому замечательному горно–пустынному ландшафту, покрывая километр за километром на пути к желанной цели.
Как часто бывает в начале подобных мероприятий, вдруг возникает фраза или тема, которые потом обыгрываются постоянно, всплывая по поводу и без повода чуть ли не каждый час. В данном случае мужики до отъезда осторожно подняли вопрос, не купить ли нам с собой пива, на что я возразил решительно и бесповоротно, заявив, что поездка более чем деловая, и сославшись на авторитет Бисмарка («От пива человек становится тупым и ленивым»).