всегда смотришь по сторонам, всегда готов среагировать на новое, не упустив, возможно, самое ценное свое наблюдение. Всегда подспудно продумываешь, чего ожидать за следующим поворотом дороги или реки, или на опушке леса, или за склоном следующего холма. В поле не бывает нормированного рабочего дня или перерыва на обед. Даже глотая первый кус долгожданного бутерброда, ты нередко откладываешь этот бутерброд в сторону, поднося бинокль к глазам. Потому что, работая в поле, ты обязан постоянно наблюдать и испытываешь потребность это делать.
Лишь одна вещь в полевой работе еще важнее, чем само наблюдение: это правильно записать увиденное. Сделать это совсем не просто. Попроси неподготовленного человека описать простейшее наблюдавшееся им событие, и ты сам увидишь, что в этом описании кое‑что окажется перепутано, будут упущены многие детали, с легкостью будет перемешано действительно наблюдавшееся и домысленное наблюдателем «по логике» происходящего. Потому что правильно записывать наблюдаемое еще труднее, чем наблюдать, а учиться этому приходится еще упорнее, чем учиться проводить наблюдение. Немаловажно и то, что писанина в экспедиции занимает порой не меньше времени, чем сами полевые маршруты.
Все это заставляет человека, работающего в поле, придумывать десятки маленьких уловок и приспособлений, облегчающих работу и способствующих полноте наблюдения и его описания.
Ты скажешь, мол, делов‑то. Достаточно взять видеокамеру, и все в порядке! Ни фига. Видео может помочь во многом, но не во всем. Для целого ряда работ использование видео практически бесполезно по многим причинам. Не говоря о том, что не у каждого эта камера есть. А вот что у каждого полевика есть, так это свой набор особенно удобных в поле инструментов и приемов их использования, маленьких хитростей, без которых он и не представляет себе своей полевой жизни.
Любимая одежда для поля, когда каждый карман на видавших виды штанах или куртке используется для строго определенных вещей. Любимый бинокль, фотик, нож, подсумок на пояс, кофр для аппаратуры и т. д. Все это подбирается с тщательностью и вниманием к незаметным на первый взгляд деталям, доделывается и переделывается, проверяется на практике и, когда выбор сделан, нередко используется потом годами, а то и десятилетиями.
Почему, ты думаешь, я свой старинный «акушерский» саквояж таскаю по горам на автоматном ремне? Потому что это уникальная конструкция, позволяющая за секунду получить доступ ко всем камерам и объективам. Самые шикарные современные кофры прославленных фотофирм такого не позволяют. А уж чего мне только не пришлось наслушаться из‑за своей привязанности к этому странному предмету: и ветеринаром человеческих душ меня дразнили, и доводили бравыми армейскими выкриками типа: «Доктор, доктор! Нашей корове надо сделать аборт!..»
Когда я смотрю на полевое оборудование, доступное для работы сегодня, я не верю своим глазам. Не так давно, возвращаясь со Стасом из маршрута, глядя на пролетающую стаю птиц и пытаясь угадать, откуда и куда они летят, мы начали фантазировать, как о чем‑то несбыточном на нашем веку, что вот изобрести бы компьютер, позволяющий определить, что это за вид, сколько птице лет, где она родилась и проч. Сегодня это есть. Достаточно мгновенным движением, как уколом шприца, вживить птице под кожу микрочип (как те, что используются для мечения кошек и собак), а потом провести над этим местом сканером, и ты мгновенно получишь всю имеющуюся информацию об этом организме, которая была доступна на момент мечения.
Но даже не касаясь экзотических (на сегодня…) технологических новшеств, возьмем просто рутинный процесс записи наблюдений, т. е. то, с чем сталкивается каждый работающий в поле зоолог. Сейчас ты уже можешь надиктовать увиденное на карманный магнитофон, потом вечером, в палатке, подключить его к портативному компьютеру, и специальная программа сама напечатает текст с надиктованного.
А потом ты можешь через сотовый телефон отправить этот файл по электронной почте в любое место, куда тебе требуется: нажал на клавишу ― и собранная за день информация за несколько секунд, включившись в немыслимое переплетение электронных сетей, окутывающих весь наш (оказавшийся, как и подозревали, таким маленьким) мир, появится на компьютере у тебя в кабинете в центре большого шумного города или на столе у твоего соавтора на другом континенте.
О таком никто и не мечтал еще за пять лет до конца столетия; о таком просто не думалось. Двадцатью же годами раньше, начиная работать в Туркмении, я располагал очень хорошим двенадцатикратным биноклем, фотоаппаратом «Зенит» и записной книжкой, лишь мечтая о портативном кассетном магнитофоне, которого нигде не мог купить. При этом, однако, я постоянно старался совершенствовать технологию сбора материала ― проведения самих наблюдений и последующей записи увиденного.
Во время маршрутной работы записывать что‑то порой требуется каждую минуту. Когда шестьсот раз за день достанешь из кармана одной рукой записную книжку, другой ― карандаш, а потом так же уберешь все это назад, понимаешь, что экономия этих движений ― не мелочь. Я изобрел для себя, казалось бы, незаметные, но крайне полезные нововведения: сначала перехватил блокнот аптечной резинкой и стал подпихивать под нее карандаш, а потом еще и подвесил саму записную книжку на веревочной петле на запястье руки. Отпала необходимость каждый раз класть ее в карман и доставать обратно. Подобная, казалось бы, ерунда экономила массу сил, придавая работе очень важное удобство. Я придумывал особые карманы и подсумки, совершенствуя снаряжение сезон за сезоном.
Потом я раздобыл‑таки, ценой неимоверных усилий, сначала подержанный отечественный кассетный магнитофон (размером с полноформатный кирпич), потом ― карманный японский и в последующем уже никуда не выходил без него. Я часами надиктовывал в поле наблюдения за поведением птиц, а потом тоже часами проигрывал эти записи дома, раз за разом перематывая кассеты взад–вперед и переписывая с них надиктованное в толстые тетрадки (иногда исписывая стандартную общую тетрадь за два дня). Рабочий день удвоился по продолжительности, но в работу пришло новое качество: стало возможным фиксировать детали, ранее недоступные описанию.
Я совершенствовал свои дневники, изобретая множество хитростей, облегчающих их чтение, тематические и видовые указатели, оглавления и пр. Все это сейчас вызывает лишь улыбку, потому что при наличии даже самого простенького компьютера это не требует уже каких‑либо специальных хлопот.
Игорь дразнил меня тем, что, приехав в экспедицию, я отсиживаю зад за столом, шурша бумагами, а я упивался этой полевой канцелярщиной, сам удивляясь, что мне доставляет такое удовлетворение быть бумажной крысой: описание на бумаге чего‑либо уникального, увиденного в природе, приобретало для меня самодостаточную ценность. Только благодаря этому двадцать лет спустя я имею шанс использовать свои старые полевые дневники для работы, восстанавливая в памяти не только наблюдавшиеся факты, но и буквально зрительно воспроизводя события, места, сцены и эпизоды.
Когда я сегодня пытаюсь угадать, какими возможностями будут располагать полевые зоологи в ближайшем будущем, я понимаю, что предугадать это невозможно. Технология развивается столь стремительно, что каждые полгода в эту сферу вновь и вновь привносится новое качество.
Уже не надо с дрожью в руках, рискуя упустить свой так долго вынашиваемый единственный шанс, наводить неподъемный объектив на летящую птицу: фотоаппарат с мгновенным автофокусом снимет тебе восемь кадров в секунду, позволив выбрать из них потом единственный ― лучший.
Карманный цифровой диктофон уже не требует кассеты с пленкой, записывая все на компакт–диск или на чип–карту, прямо на которых ты расставляешь нужные тебе пометки–закладки, чтобы потом мгновенно найти записанное, переставить записи местами, сгруппировать их по нужному принципу, отредактировать, выкинув ненужное.