КВАКАНЬЕ В СУГРОБАХ
― Мы едем издалека и во время своего долгого пути видели много странного и удивительного…
(Хорасанская сказка)
«26 января…. Артезианская скважина в ВИРе, из которой в арык тугой струей безостановочно течет чистая вода с постоянной температурой восемнадцать градусов, в летнюю жару является центром вселенной для всего живого. Сейчас, в середине зимы, в день редкого, почти настоящего снегопада, покрывшего землю на несколько часов тяжелым липким снегом (по здешним критериям ― «сугробами»), из скважины раздается не к сезону энергичное кваканье лягушек, категорически не вяжущееся со снежным пейзажем. Надрываются прямо словно хвастаясь: вокруг снег, а нам ― хоть бы хны, квакаем себе!
Стаи воробьиной мелочи, отжатые снегом из холмов, толкутся на раскатанных проезжих дорогах. Просянки, обыкновенные овсянки, вьюрки, зяблики, хохлатые жаворонки ― все вперемешку на пятнах мокрого асфальта среди снега.
На трассе Ашхабад ― Кизыл–Арват в такой день десятки тысяч жаворонков из заснеженной пустыни собираются на полотне дороги. Из‑за бампера машины на остановке каждый раз вынимаем сразу по нескольку птиц (серые, полевые и хохлатые жаворонки). Лисы жируют вдоль трассы откровенно, даже не убегая от проходящих машин, а лишь отскакивая на обочину, продолжая аппетитно хрустеть дармовыми тушками, повсеместно валяющимися на дороге».
КОММУНАЛЬНАЯ КВАРТИРА
Не успел он это сказать, как появилась огромная толпа, в окружении которой…
(Хорасанская сказка)
«25 января…. На одном пятачке в едином скоплении совместно кормятся двести десять степных жаворонков, Четырнадцать двупятнистых, восемьдесят пять хохлатых, тридцать два малых, сорок шесть рогатых, триста вьюрков, девяносто каменных воробьев и восемнадцать коноплянок.
При кажущемся хаосе распределения кормящихся птиц каждый вид занимает в этом общем пространстве свое определенное место, свою нишу. Продолжает жить своей жизнью, хоть неизбежно и связан паутиной невидимых связей со всеми соседями. Причем не с соседями, лишь вежливо здоровающимися, перед тем как закрыть за собой глухую дверь на общей лестничной площадке, а с соседями, разделяющими и общую кухню, и общую ванну, и даже общую спальню; с соседями по очень–очень коммунальной квартире…
Степные жаворонки щиплют траву и крушат кустики полыни своими мощными клювами на самых плоских участках пологих склонов.
Рогатые жаворонки тоже пощипывают травку, но более мелкую и тонкую; да и кормятся чаще на более крутых склонах; клювы у них намного слабее.
Хохлатые жаворонки кормятся долблением, как отбойные молотки, или переворачивая кусочки навоза и комки глины, собирая из‑под них притаившееся или завалявшееся там съестное; у этих клюв ― как долото.
Каменные воробьи в этой толкотне вообще перестают кормиться на земле и усаживаются на стебли редких растений, неудобно сидя на них, удерживая равновесие трепетом крыльев и поклевывая что‑то с ветвей.
Коноплянки и вьюрки подбирают мелкие съедобные частички вокруг кустиков полыни и солянок или остающиеся от брошенных степными жаворонками веточек.
Я упрощаю. Потому что на самом деле даже отдельные птицы, кормясь рядом, могут использовать очень разные приемы кормления, выковыривая корм из почвы, склевывая что‑то с земли, с растений или подпрыгивая за добычей в воздух…
Происходит разделение труда на ниве поедания всего съедобного. Потому что конкуренция за хлеб насущный правит бал. Чтобы ее избежать, каждый вид выработал свой стиль, свою специальность; занимает свое уникальное, лишь ему одному свойственное, место под солнцем (это и есть его ниша).
Разные виды или едят разное в одном месте; или едят одно и то же в разных местах; или едят одно и то же в одном месте, но по–разному, в результате потребляя ресурсы разной доступности. И ведь все это гибко, подвижно и может перестраиваться в зависимости от условий. Немыслимая сложность и динамика мозаики жизни, на которой: все и держится.
«Что за этим? ― спросит пытливый мичуринец. ― Статистика проб и ошибок, вероятностные процессы эволюции или гармония высшего творения?»
А вдруг и то и другое вместе: динамичная эволюция сотворенного. И никакого конфликта в этом нет? А истерики в стиле «или ― или» ― это для тех, кто науку от религии отличить не может или не хочет, смешивает все в одну кучу, пытаясь играть в одну игру по правилам другой, никогда не удосуживаясь с этими самыми правилами ознакомиться, а лишь целясь в глотку оппоненту.
Ой, что‑то я резковато выступаю… Как юный пионер. Как ортодокс… Резковато, но справедливо. Потому как традиционные ортодоксы с обеих сторон, что с научной, что с церковной, укачали уже до дурноты… «Эй, ребя–ата–а! Подъе–ом! Двадцать первый век на дворе!..» А мы все волнуемся: «Да как можно?! Да как не стыдно!..»
В Библии‑то, кстати, не только ни одного противоречия эволюции нет, в ней даже многие эволюционные элементы как обязательные атрибуты сотворенного мира описаны. Да иначе и быть не может. Неужели Бог с неизменным миром стал бы связываться? «Шкурка выделки не стоит».
«НЕ БЫВАЕТ НАЛЫСА»
Ствол этого дерева был сплошь покрыт струйками крови, стекающими в озеро, а ветви увешаны человеческими головами. Стал Хатем разглядывать эти головы, и ему померещилось, будто те ответили ему улыбкой…
(Хорасанская сказка)
«27 января. Здорово, Маркыч! Как оно?
…Почувствовав, что созрел для радикальных перемен, прихожу в кара–калинскую парикмахерскую, сажусь. Парикмахер–туркмен, в воодушевлении от необычного клиента, отодвигает в сторону уже многократно использованную простынку, виртуозно набрасывает мне на шею чистую, извлеченную по такому случаю из тумбочки, и мастерски поигры–вает ножницами, предвкушая клиента, несомненно способного оценить его мастерство!:
― Я Вас слушаю. Как над а?
― Налысо.
Он в первое мгновение не может понять, не ослышался ли.
― Но ведь Вы же рыжый?..
― Ну и что?
Убедившись, что не ослышался, он не скрывает разочарования.
― Нэт, ничего, канэшна… Только, знаэшь, зра ты эта… Ты–та вэдь нэ туркмэн.
― Ну и что?
― Да ничего… Мне‑то ничего… Эта ты будешь лысай хадыть… Ну так как, что ты решыл?
― Налысо!
Он вздыхает, уже безо всякого вдохновения опустив руки и скрестив их на животе.
― Как налыса? Не бывает налыса! Бывает нагола или под машынку! Как нада?..
Я оказался не готов. Подумав секунду и поняв, что не доверяю опасной бритве в руках этого разочарованного черноокого брадобрея, я сделал выбор:
― Под машинку!
С каким же разочарованием и раздражением парикмахер стряхивал потом со зря испорченной свежей простыни мои рыжие патлы!
За полное и неузнаваемое обновление своей внешности, повлекшее за собой удивительный по стойкости эффект глубинного духовного обновления, я заплатил тогда двенадцать копеек…
Поэтому сейчас я скажу тебе так: не складывается жизнь, или, наоборот, обуяла гордыня, или просто хочется встряхнуться ― побрейся наголо или хотя бы постригись под машинку. Поможет при любом раскладе».
ЗИМНЯЯ НОЧЕВКА ЧЕРНОЙ АМЕБЫ
…со стороны Найзара (огромное камышовое болото) несутся сливающиеся голоса лягушек и козодоев и неясный, неумолчный шум, производимый птичьим населением его громадных камышей…
(Н. Л. Зарудный, 1901)
…Вскоре раздался грохот, собравшиеся на площади, обратив взоры в сторону пустыни, увидели страшного змея. Он двигался, задрав голову до небес, хвоста же его не было видно…
(Хорасанская сказка)
«2 февраля…. Пархай, теплый сероводородный источник в южных предгорьях Сюнт–Хасардагской гряды, оказывается оазисом, переполненным жизнью в зимнюю холодную погоду.