Я смотрю на облака за иллюминатором, вспоминаю жару, солнце, горы, происходившее со мной в Кара–Кале, дорогих мне людей, которые остались сейчас там, и дорогих мне людей, к которым я лечу домой.
ЖАЖДА С АКЦЕНТОМ
Невыразимо приятно чувствуешь себя, когда после целого ряда переходов через раскаленные, безжизненные горные пустыни очутишься среди массы зелени, слышишь поминутно птичьи голоса, видишь журчащую, прозрачную, вкусную воду.
Только он приблизился к тому роднику и вознамерился было омыться холодной водой, как его окружили странные…
ЖАЖДА ― общее чувство, развивающееся при обеднении организма водой… При уменьшении количества жидкости в организме происходит возбуждение питьевого центра в головном мозге, что вызывает… реакции поведенческого характера, связанные с поиском и поглощением воды…
«31 мая…. На плоской вершине Хасара ― самой высокой горы во всей округе, в понижениях среди широченного степного пространства с великолепной травой и свечками ферулы, разбросаны настоящие рощи из высоких деревьев. Заросли местами непроходимые. И что же? В этих разрозненных дебрях, сконцентрировавшись до запредельной тесноты, распевает множество самцов пеночки–теньковки! Ушам в первый момент не поверил, впору озираться: уж не в Тарусе ли я? Уж не в Павловской ли я Слободе?
Пенка эта теоретически должна встречаться по всему региону, но в реальности я нигде ее в окрестностях Кара–Калы не отмечал; выше по Сумбару есть, а здесь нет. А на Хасаре поют, демонстрируя уникальные свойства осколков былого великолепия: эти рощицы ― останцы некогда сплошных лесов сухих субтропиков Копетдага, соединявшихся с Гирканией ― удивительной природной страной северных провинций Ирана ― сердца Хорасана.
И что самое потрясающее ― пение этих птиц (здесь свой особый подвид) по общему тембру просто на слух мгновенно отличается от песен наших российских теньковок ― отчетливый диалект с каким‑то металлически–вибрирующим акцентом! Класс!
Посмотрел на них, наслушался вдоволь, пошел вниз, свернул с тропы и, уже отойдя от нее довольно далеко, наткнулся на непреодолимое препятствие ― полосу густой ежевики шириной от силы метров десять, но ведь не пролезть. И не возвращаться же.
Пришлось далеко обходить ― опять подниматься вверх по голому, прокаленному мергелевому склону, к тому месту, где он сходится с соседним отрогом ― бездарно и обидно снова лезть вверх на пути вниз.
Шел, шел, глядя под ноги на черно–буро–фиолетовый, сыпучий, словно крошеный асфальт, склон; думал, сдохну. Сегодня даже здесь, наверху, ужасно жарко, пекло такое, что от земли просто пышет жаром. Саквояж с аппаратами висит на мне, как раненый товарищ, которого не бросишь в беде. Это, конечно, не волок через перевал Восточного Саяна с рюкзаком в сорок кг, когда прешь вперед, сняв очки и не видя ничего, кроме своего ботинка, наступающего на мелкую щебенку, или на камень, или на влажную землю между корнями чахлой лиственницы, но все равно… Лезу вверх, как робот, на одном конджо; дышу часто, а толку мало; шагомер кликает явно реже обычного.
Не рассчитывал я на такую жару. Если бы знал, не пил бы так бездумно жидкости с утра. На таком солнцепеке без питья надо ходить: прополоскал рот одним глотком и несешь потом эту воду под языком, пока все не впитается. Так можно и целый день пройти, почти не потея.
Другое дело ― когда вода не дефицит, жары особой нет, пьешь себе вдоволь, но и потеешь сразу, ходишь вечно мокрый, как щенок. Это детский вариант, или американский, для развлекательных прогулок. Вроде как напряга меньше: пьешь и пьешь себе, потеешь и потеешь. Иногда такое чувство, что потеешь прямо тем, что пьешь: напился чаю, так и кажется, что потеешь сразу заваркой с чаинками… Именно так я с утра и выперся сегодня ― непонятно почему пить начал без ограничений. Впрочем, знаю почему: у подножия Хасара утром почти пасмурно было, дымка такая, вроде как не жарко.
А сейчас солнцепек вовсю, воды не осталось, потеть перестал (выпотел весь); пульс стучит в висках; во рту привкус крови; глаза словно надулись и выдавливаются потихоньку из орбит; наклонишься, согнешься в животе ― глаза немного выпирают. Да и вижу вроде как хуже. Не зазорно ― Зарудный вон пишет, что даже у верблюдов от жажды зрение сразу ухудшается. Не работа, а сплошной трудовой героизм и производственный подвиг. Как салага, честное слово.