— Иду, иду.
Он поднялся и вышел со двора. Дом был справа. Он повернул влево. Витя Ерёменко сидел на ступеньке рюмочной и сворачивал самокрутку из выпотрошенных хабариков.
— Позвонил? — спросил он.
— Позвонил.
— Забрали?
— Забрали.
— Что сказали?
— Кому?
— Про Шурика.
Витя поджёг самокрутку спичкой, и она тут же развалилась и осыпалась угольками ему на штаны. Он подскочил, стал стряхивать.
— Уй, сука!
Селиванов достал бутылёк и вылил в рот. Швырнул в урну. Это был последний.
— Миш, пойдём, помянем Санька?
Они зашли, выпили по сотке. Потом ещё.
— А ты чего, никакие башмаки не взял себе? — спросил Витя. — Я говорил, ноги застудишь, придётся вены вырезать.
— Да мне наплевать, — пробормотал Селиванов.
Всё уже плыло перед глазами. Он доковылял к столику и обмяк.
— Ко мне пойдём, — сказал Витя. — У тебя деньги остались?
Селиванову приснился короткий и душный сон, в котором он отдирал с большого пальца заусенец, но тот не отрывался, только вытягивался, удлинялся, как струна, и распарывал кожу. В конце концов он его выдрал вместе с ногтём и осмотрел обезображенный палец. На месте ногтя Селиванов увидел маленькую свастику. Стало страшно, что на него заведут дело и посадят в тюрьму. Нужно было избавиться от пальца, отсечь его. Но не было ножа. Селиванов нашёл в кармане кусок старой обёрточной бумаги и обмотал палец.
Его разбудил голос. Селиванов открыл глаза и увидел потолок. Он повернулся на бок и обнаружил, что лежит на раскладушке поверх каких — то тряпок. Рядом сидел Витя со стаканом в руке.
— Что? — спросил Селиванов.
— Тебе кто — то звонил.
— А, ладно.
Голова была тяжёлая. Опьянение ещё не прошло. Селиванов решил пока не двигаться. Витина комната была маленькая и неряшливая. Повсюду стояли пустые бутылки. На подоконнике стояли горшки с мёртвыми растениями.
— Миш, ты как думаешь, дети могут в ад попасть? — спросил Витя.
— Для детей там, кажется, есть отдельное место, — сказал Селиванов.
— Да, я знаю. Лимб. Но туда попадают невинные души, младенцы. А если ребёнок большой и успел натворить чего — то? Животных мучил, воровал, обманывал бабушку.
— Не знаю, Вить. Откуда мне знать? Ты сам как считаешь?
Витя пожал плечами.
— Надо сходить в церковь, у попа спросить.
— Да, это правильно.
Потом они напились и немного поругались. Селиванов сидел на раскладушке. Витя развалился на диване.
— Идиот, зачем ты сказал мусору, что я был у Шурика?
— Но ты ведь был. А потом ухилял. Мне пришлось выгребать. И Шурика тащить в катафалк. У меня чуть ноги в обратную сторону не сломались.
— Вместе надо было валить.
— Неправильно так делать. Он же нас в гости пустил.
— И помер. Ему без разницы.
— Всё равно хреново так поступать. Не по — людски.
— Ой, блядь, ещё одна совесть вылезла.
Витя помолчал, а потом рассказал, как его выгнали из больницы. Во время операции умер ребёнок. Витя был в этом не виноват. Анестезиолог ошибся. Но его мамаша оказалась какой — то чиновницей в здравоохранении.
— Мамаша чиновница, а сын простой анестезиолог? — спросил Селиванов. — Пиздёж это всё.
— Никакой не пиздёж! Он нормальный парень. Хотел людям помогать. Но когда эта херня случилась, он сразу и поплыл, испугался. Мамаша за него вписалась. Меня чуть не посадили. Говорили, что я с похмелья пришёл на операцию.
— А нет?
— Да это мелочи. Я всё как надо сделал.
— Ну, не переживай тогда.
— Да мне вообще всё равно.
Селиванов вспомнил про звонок и достал телефон. Звонил дядя Петя.
— Алло, да, дядя Петя, что хотел? — скороговоркой спросил Селиванов.
— А я хотел спросить, дошёл ли ты к отцу.
— Ну, нет, ещё нет. Дела были. Тут мой друг умер внезапно…
— Я живой! — слабо выкрикнул Витя.
— Ясно, — сказал дядя Петя. — Ну ты бы поспешил, Миша.
— Я спешу.
— Да, да, поспеши. А то так и не повидаешь его.
— Повидаю, повидаю.
— Ну, я надеюсь, надеюсь.
Селиванов нажал отбой. Налил водки.
— Кому ты звонил?
— Да так.
— Бабе?
— Нет.
Витя с трудом сел.
— Позвони жене.
— Не — не — не. Она расстроилась. Орать будет.
— Моей позвони. Хочу послушать её голос.
— Так ты сам позвони.
— Она меня заблокировала, — сказал Витя, тараща глаза.
— И зачем она тебе? Бросила — значит, не любила.
— Набери. Жалко, что ли?
Селиванов набрал и включил громкую связь. Вспомнил, что бывшую жену Вити зовут Ольга.
«И титьки у неё как дыни», — подумал он пьяно.