«Палата депутатов устарела сегодня даже в самом своём названии — заявил Муссолини в 1933 г. — Этот институт, перешедший нам по наследству, — чужд нашему мышлению». Она «принадлежит миру, разрушенному нами; она возможна только в условиях многопартийности, при которой чуть ли не каждый почитает себя обязанным критиковать власть по всякому поводу и даже без оного. С тех пор как мы отменили многопартийность, Палата депутатов лишилась своего основания». Муссолини считал, что парламентаризм, «как система представительства, порождённая определенным идейным течением, отныне исчерпал себя в своём историческом цикле». Очевидным подтверждением абсурдности самой системы парламентаризма, неразрывно связанной с демократией, для него было то состояние, до которого докатился парламент в Италии и других странах. Особенно ярким примером стала Франция, где на смену политику пришёл политикан, где воцарились некомпетентность, коррупция и безответственность, где правительство не имело никаких гарантий стабильности, учитывая характер, присущий «пустому государству», то есть государству, лишённому субстанциального центра, неподвластного влиянию исторических обстоятельств.
Строго говоря, проблема имела тройной аспект: во-первых, выборного принципа вообще, во-вторых, принципа представительства и, наконец, политического принципа иерархии. Хотя фашизму удалось решить проблему лишь частично, с нашей точки зрения предпринятые им меры заслуживают положительной оценки.
Сегодня мы привыкли увязывать принцип представительства и саму концепцию парламента исключительно с системой абсолютной демократии, основанной на всеобщем равном избирательном праве. Однако, это право абсурдно и порождено, прежде всего, индивидуализмом, который в сочетании с чистым критерием количества, числа определяет современную демократию. Мы говорим об индивидуализме в отрицательном смысле, для которого индивид является абстрактной, атомистической единицей, а не «личностью» (то есть существом, обладающим особым достоинством, особым качеством и отличительными чертами). Равенство голосов отрицает и умаляет достоинство личности, поскольку голос великого мыслителя, князя церкви, выдающегося юриста или социолога, крупного полководца уравнивается с голосом безграмотного ученика мясника, полуидиота или первого встречного, легко поддающегося влиянию толпы или голосующего за того, кто ему платит. Какой может быть «прогресс» в обществе, где подобное положение дел считается вполне естественным? В лучшие времена эта нелепая система вызвала бы лишь насмешки или изумление.
По самой своей природе принцип демократического представительства не способен обеспечить главенства общего интереса, особенно в том случае, если он имеет трансцендентное, «политическое», а не «социальное» содержание; последнее противоречие было разъяснено нами чуть выше. Индивид может иметь лишь частные, в лучшем случае групповые интересы. Кроме того, учитывая нарастающий материализм современного общества, эти интересы обретают всё более экономический, физический характер. Следовательно, тот, кто желает заручиться поддержкой «большинства», то есть количества, вынужден подчиняться соответствующим условиям и отстаивать (хотя бы для видимости) в своей предвыборной программе — как личной, так и партийной — низшие интересы.
Более того, в системе парламентской демократии всевозможные индивидуальные и социальные интересы, сами по себе не имеющие политического характера, подвергаются «политизации». Демократические партии не ограничиваются ролью простого представителя групповых интересов. В тактических целях они вступают в соперничество или состязание на звание лучшего защитника интересов той или иной группы избирателей, однако, на деле каждая из них имеет своё политическое измерение, то есть собственную идеологию. Они не признают высших потребностей или интересов, действуют в «пустом государстве», стремясь лишь к захвату власти, что приводит к крайне хаотичной и неорганичной ситуации.
Политическая прибавочная стоимость наиболее ярко проявляется в либерально-демократическом тезисе, согласно которому многопартийность является гарантом свободы, поскольку якобы столкновение мнений, «дискуссия» позволяют выбрать без принуждения наилучшее решение. Бессмысленность подобного утверждения совершенно очевидна, если в парламенте или тем более в «Палате депутатов» действует тот же чисто количественный критерий равного голосования. В результате, после «дискуссии» решение всегда принимается простым большинством голосом и остаётся меньшинство, вынужденное подчиниться чисто количественному насилию. Многопартийность и плюрализм могут быть плодотворными лишь в консультативных рамках и при условии сотрудничества, то есть при наличии единых принципов и целей. Но поскольку сегодня каждая партия имеет собственную политическую прибавочную стоимость, руководствуется собственной идеологией, то вместо того, чтобы исполнять свою функцию в органичной системе, спаянной дисциплиной, все они озабочены тем, как бы «свалить правительство», то есть захватить власть в государстве в свои руки. Недаром они постоянно твердят о бескомпромиссной «политической борьбе»; борьбе, в которой именно при демократии хороши все средства.