Принимая во внимание неопровержимость критических высказываний де Бенуа, по иронии судьбы именно его идеи этноплюрализма позволили Ле Пену и «Национальному фронту» обойти обвинения в расизме. Ведь Ле Пен утверждал, что не имеет ничего против иностранцев, но лишь стремится защитить национальную идентичность. Признавая, что его мыслями злоупотребили в ксенофобских целях, де Бенуа призывал к солидарности с беженцами и лицами, находящимися в поисках убежища. Эти люди, покинув свою родину, в наибольшей степени рисковали утратить свою идентичность и традиции, указывал де Бенуа. Более того, иммиграция вызывалась экспансией капитализма и насильственной утратой корней, связанной с быстрыми структурными изменениями в развивающемся мире. «Молчащие о капитализме не должны жаловаться на иммиграцию», — утверждал де Бенуа[826].
Последнее замечание было ударом по Ле Пену, превратившемуся в восторженного сторонника идей «свободного рынка». Он пытался стать Рейганом для Франции 1980‑х[827]. В годы противостояния Востока и Запада «Национальный фронт» придерживался пронатовских позиций и призывал к укреплению Атлантического союза. Однако после краха СССР и объединения Германии антикоммунизм утратил смысл своего существования, а партия Ле Пена соответствующим образом пересмотрела свою политику. Как и в США, так и в Западной Европе конец «холодной войны» послужил катализатором возрождения и перестройки ультраправых сил.
С исчезновением СССР все большее место у правых радикалов стал занимать антиамериканизм. Атлантически ориентированные экстремисты, такие как Ле Пен, сблизились с теми, кто ранее высказывал панъевропейские взгляды, придерживался «третьей позиции»[828]. В то же самое время Ле Пен начал дистанцироваться от Вашингтона. Это стало очевидным, когда руководитель «Национального фронта» назвал Саддама Хусейна «великим арабским патриотом», осудив возглавленную США войну с Ираком[829].
Ещё одним важным изменением, последовавшим вслед за окончанием «холодной войны», стал отход «Национального фронта» от позиций фундаменталистов свободного рынка. Их сменил национально–популистский подход, призывавший к большему вмешательству со стороны государства, в частности к введению протекционистских мер, предназначенных для защиты Франции от превратностей глобальной экономики. Основная борьба, по словам Ле Пена, теперь разворачивалась не между капиталистами и коммунистами, а между экономическими националистами и интернационалистами. С тех же самых позиций выступал и противник войны в Персидском заливе Патрик Бьюкенен, сменивший свой мотив свободного рынка после окончания работы в администрации Рейгана. «Я прочёл программу Патрика Бьюкенена, и она практически полностью совпадает с нашей», — заметил один из ответственных деятелей «Национального фронта»[830].
Такие же изменения в экономической стратегии — замену банального невмешательства в экономические дела национально–популистской программой — провела в начале 1990‑х годов и австрийская Партия свободы. Опиравшийся на ксенофобские высказывания и собственную телегенич- ность глава партии Йорг Хайдер стал наиболее успешным ультраправым политиком Западной Европы. В октябре 1996 года его партия завоевала 27,6% голосов избирателей на выборах в Европарламент, буквально чуть- чуть отстав от двух правящих партий. Они попытались сократить поддержку Хайдера, приняв расистские законы об иммиграции. Однако вместо ожидаемого результата легитимность Партии свободы повысилась. Как и Ле Пену, Хайдеру удалось переформатировать политические дебаты в своей стране, перетянув центристские партии направо. Сочетая свои антииммигрантские высказывания с резкой критикой Маастрихтского договора 1991 года — гаранта экономического и политического единства Европы, Партия свободы завоевала больше мест в национальном парламенте, чем какая–либо другая правоэкстремистская партия континента.
Хайдер — популист, ездивший на «Порше», — воздерживался от открытого антисемитизма, но выражал своё восхищение ветеранами Waffen SS. Он также восхищался политикой Гитлера в области трудоустройства, не упоминая рабского труда узников концлагерей. Он лишь называл их «лагерями для наказания», как будто бы их заключённые заслуживали того, чтобы там находиться. Когда Италия выпустила на свободу австрийского военного преступника Вальтера Редера, осуждённого на пожизненное заключение за участие в убийстве в 1944 году 1800 итальянцев, являвшихся гражданскими лицами, Хайдер заметил, что тот был «просто солдатом, исполнившим свой долг»[831].
826
Ален де Бенуа, письмо автору от 8 марта 1996 года; «The French New Right»,
827
В то время либеральная рыночная идеология была святая святых для Ле Пена, видевшего себя клоном Рейгана. Однажды он даже сфотографировался с американским президентом. Это было организовано CAUSA — политическим крылом Церкви объединения священника Мун Сон Мёна. Фото было сделано, несмотря на ожесточённые протесты официальных лиц Госдепартамента, внимательно следивших, с кем фотографируется Рейган. CAUSA осуществляла финансовую поддержку партии Ле Пена, а также способствовала проведению тайных операций США против сандинистского режима в Никарагуа.
828
Достаточно показательным для этих перемен, наступивших после «холодной войны», было решение Жан–Жиля Мальяракиса (Jean–Gilles Malliarakis) присоединиться к «Национальному фронту» в 1991 году. Он возглавлял последовательно неофашистскую внепарламентскую группу «Troisieme Voie» («Третий путь») и называл себя «ортодоксальным язычником». В Париже у него был неофашистский книжный магазин (La Librairie Francaise), где предлагались работы французских негационистов, в том числе Робера Фориссона (Robert Faurisson), отрицавшего существование газовых камер. Подобной позиции отрицания придерживалась и парижская ультралевая группировка La Vieille Taupe («Старый крот»). Магазин Мальяракиса даже предлагал книгу комиксов, утверждавшую, что Холокоста не было. Предлагались и товары для детей, включая стикеры «третьего пути» с фашистскими лозунгами и мультяшными персонажами. На одном из них была изображена рассерженная канализационная крыса, угрожающая ножом испуганному Микки–Маусу. Другой представлял фантазию на тему «Я люблю Нью–Йорк» — только сердце было заменено на бомбу. «Это всего лишь шутка, — объяснял Мальяракис. — Мы ничего не имеем против народа Америки… Мы выступаем только против американского правительства».
829
Jean–Yves Camus, «Political Cultures within the Front National»,
830
Betz,
831
John Bunzl, «National Populism in Austria»,