Некоторые фашистские лидеры, включая и Бенито Муссолини, начали свой путь социалистами, однако затем утратили веру в революционный потенциал рабочего класса. Чтобы мобилизовать инертный пролетариат, они прибегли к национализму. Миф о национальном возрождении очень пригодился фашизму, который принимал разные, порой резко отличные друг от друга формы, исходя из сочетания конкретных исторических и социальных факторов, присущих той или иной стране.
Возглавленная Гитлером Национал–социалистическая немецкая рабочая партия (Nationalsozialistische Deutsche Arbeiterpartei, NSDAP) уделяла особое внимание нордическому мистицизму, теориям расового превосходства и всемирного еврейского заговора, а также поставила себе на службу агрессивный милитаризм. В период своего формирования НСДАП делила ультранационалистическую сцену с другими ненацистскими разновидностями фашизма, процветавшими в Германии в период так называемой Консервативной революции 1920‑х годов. Варианты германского фашизма основывались на идеях фелькише и антисемитизме — в отличие от итальянского фашизма (также иногда называемого «корпоратизмом»), в котором тогда отсутствовала расистская составляющая. Последователи Муссолини могли считаться расистами в общем понимании этого слова, так как рассматривали неевропейцев или людей не с белым цветом кожи в качестве культурно отсталых. Однако их расизм не представлял навязчивой, всеохватывающей идеологии. То же справедливо и в отношении гиперавторитарных католиков из окружения Франко в Испании, которых зачастую отталкивали языческие и антихристианские идеи, к коим прибегали нацисты[53].
К сожалению, слишком общая трактовка понятий «фашист» и «неофашист» не позволяет выявить различные, подчас конфликтующие тенденции, скрывающиеся за этими терминами. Умберто Эко описывал фашизм как «неявный тоталитаризм, смесь различных философских и политических идей, не обладающих квинтэссенцией». Само слово «фашизм» восходит к латинскому fascis (фасция), обозначавшему символ магистратской власти в Древнем Риме — связку прутьев с воткнутым в неё топором. Примечательно, что fascis в латинском языке связано также с понятием fascinum (очаровывать)[54].
Действительно, фашистские заклинания «очаровывают» людей, направляя экономическое и социальное недовольство в сторону национализма и расизма. Заявляя о необходимости создания нового духа и нового человека, фашистские демагоги превозносили действие ради действия и романтизировали насилие в качестве очистительного средства. Хотя многие из их идей являлись побочным продуктом эпохи Просвещения, они страстно отрицали теории социального равенства, послужившие основой для французской революции 1789 года. Негативная составляющая фашизма разнообразна и достаточно хорошо известна: против демократии, марксизма, капитализма, материализма, космополитизма, буржуазии, либерализма, феминизма и так далее.
Но фашизм всегда представлял собой нечто большее, чем просто торжество отрицания. Скорее для него был характерен эклектизм, включающий элементы соперничающих идеологий, на словах якобы отвергавшихся сторонниками этого течения. Именно здесь заключался принципиальный парадокс фашизма: его способность объединять социальные и политические противоположности, быть одновременно элитарным и популистским, традиционным и авангардным («Я и реакционер и революционер одновременно», — похвалялся Муссолини). В фашистской среде всегда существовала ностальгия по доиндустриальным временам, и в то же время тяга к современным технологиям, стремление к неконтролируемому зверству, и в то же время преклонение перед дисциплиной и порядком. Обещая излечить болезни и беззакония современной жизни, фашистские руководители обращались к глубоко укоренившемуся в людях стремлению к лучшей организации общества. Искажённый утопический импульс фашизма был основой его притягательности как политического движения, вызывавшего симпатии всех слоёв общества: горожан и селян, молодых и старых, бедных и богатых, интеллигенции и необразованных.
Тяжёлое поражение в ходе Второй мировой войны не изменило глубинных убеждений многих фашистов, продолжавших ждать того дня, когда они смогут вновь воплотить в жизнь свою извращённую мечту о новом порядке для всего мира. Среди неофашистов всегда существовала остаточная субкультура ностальгирующих лиц, упорно державшихся за наследие Третьего рейха и режима Муссолини. Литература, посвящённая отрицанию Холокоста, а также другие радикальные писания по–прежнему распространялись в качестве своего рода политической порнографии для глубоко посвящённых, продолжавших собираться в небольшие маргинализированные группы и тайные ячейки. Иные, более гибкие последователи учения пытались приспособиться к изменившейся реальности послевоенной эпохи. Конфликт Востока и Запада, изначально позволивший выжить этим проповедникам злобных идей, привёл их затем в гавань политики. Они поняли, что рано или поздно завалы «холодной войны» будут разобраны, а им на смену придут различные формы фашистского ревизионизма.
53
Учёные продолжают спорить относительно того, как соотносятся между собой фашизм и нацизм. В предлагаемой книге я рассматриваю нацизм как наиболее радикальный вариант фашизма. Согласно этой трактовке, все нацисты являются фашистами, но не все фашисты представляют собой нацистов. Аналогично все фашисты — это правые экстремисты, но не все правые экстремисты — это фашисты.
54
Умберто Эко, «Ur–Fascism»,