Как видим, новейшая актуализация темы фашизма идет оттуда, откуда ее меньше всего ожидали — от перестройки, и это опять-таки показывает тесную связь между двумя основными разновидностями тоталитаризма. Прежде эту связь или отрицали, или видели ее только в историческом, историко-генетическом плане (например, как коммунизм породил или стимулировал возникновение фашизма, или как фашизм затем обогатил политический арсенал коммунизма и т.п.), сегодня эта связь рассматривается в актуальном политическом смысле.
Это обстоятельство снова и снова возвращает нас к основным методологическим проблемам исследования фашизма.
Последние данные подтверждают, что фашизм нельзя понять в его основе, если не рассматривать его как тоталитарный режим, как разновидность тоталитарной системы. Без модели тоталитаризма не увидеть места феномена «фашизм» в масштабах XX века, не раскрыть его связь с другой версией тоталитаризма — коммунистической, не постичь общее и различия между ними. Априорное и преднамеренное, продиктованное чисто идеологическими соображениями отрицание этой связи, а также выпячивание мнимой противоположности между ними, которую к тому же представляют как самое существенное и основное, — это никакая не наука. Такой прием сводится к компрометированию пока еще нескомпрометированной или мало скомпрометированной формы тоталитаризма посредством другой, абсолютно скомпрометировавшей себя и осужденной в Нюрнберге. Но сегодня этот прием вряд ли имеет какой-либо смысл...
Из уже сказанного должно быть ясно, что для нас, болгар, особенно для болгарской интеллигенции, все эти проблемы, которые заостряет сегодня советская перестройка, не новы. Мы обсуждаем их фактически со второй половины 60-х годов, причем не на уровне политической эмпирии, в рамках которой все еще удерживается советская периодика, а на значительно более высоком теоретическом уровне — с осмыслением закономерностей, позволяющих высказывать прогнозы будущего тоталитарных режимов...
Разумеется, в недавние времена это можно было делать открыто только в отношении одной разновидности тоталитаризма — фашистской, другая оставалась табу. Да и публике был в гораздо большей степени известен обличающий фашизм материал, а насчет коммунизма она все еще питала много иллюзий.
Вспоминаю, когда в апреле 1974 года в Португалии вспыхнула революция младших офицеров и на два года была установлена военная диктатура, а на смену ей пришла парламентская демократия на основе многопартийной системы, многие мои друзья и знакомые, читавшие «Фашизм» в рукописи, говорили, что формула распада тоталитарных режимов срабатывает хорошо или даже «безотказно».
Во второй раз нечто подобное случилось в 1981 году, когда в Польше было объявлено военное положение. Разумеется, тогда никто из друзей не звонил мне по телефону, так как речь шла о братской стране, и такие разговоры были совсем не безопасны.
Когда книга «Фашизм» увидела свет, власти не случайно реагировали такими широкими репрессиями против тех, кто был связан с ее изданием. По реакции публики, по возбуждению и энтузиазму части интеллигенции они ощущали: на открытое обсуждение выносятся самые острые проблемы нашего времени, среди которых и вопрос о судьбе нашего «строя».
Как ни неприятно им было саморазоблачение при преследовании антифашистской книги, они были вынуждены делать это, так как не могли противопоставить ей ни одной идеи.
Были уволены трое из причастных к изданию книги: редактор, поэт Кирилл Гончев, ведущий редактор библиотечки «Мавр» (в которой вышла книга) Виолетта Панова и заведующий редакцией общественно-политической литературы издательства Стефан Ланджев.
Внешний редактор профессор Иван Славов получил взыскание по партийной линии. Обсуждался вопрос и о его административном наказании, но партийная организация философского факультета воспрепятствовала этому. Партийные наказания получили оба рецензента: профессора Кирилл Васильев и Николай Генчев. Более того, на Генчева надавили «сверху» и вынудили подать в отставку с поста декана исторического факультета, его исторические циклы исключили из программ телевидения на 3—4 года. За положительную рецензию, напечатанную в пловдивской газете «Отечествен глас», доцент Асен Карталов был наказан «строгим выговором с последним предупреждением» и выведен из состава лекторской группы окружного комитета БКП. Журналист из той же газеты Славейко Мандев был снят с поста заведующего редакцией и так тяжело это переживал, что вскоре скончался.