Далее в Италии проводится поэтапное уничтожение остатков демократических институтов и оппозиции, чем сейчас так озабочены и хозяева Банковой. Для нас особенно важно осознать — фашизм далеко не сразу принимает законченную форму. Только благодаря трусости, соглашательству, иллюзиям политиков он постепенно превращается из небольшого отвратительного зверька в страшного хищника, перемалывающего своими челюстями все живое. Если раньше многие улыбались при сравнении «оранжевого» бантустана с Италией Муссолини и Третьим рейхом, то теперь (особенно после государственного переворота 2007 года) смеяться тянет немногих…
Муссолини не сразу решился ликвидировать остатки демократических институтов и оппозицию, разбив реализацию этого плана на несколько этапов. Однако точка невозврата была пройдена, когда оппозиция практически не отреагировала на репрессии против коммунистов, которые были наиболее непримиримо настроены к фашизму. Напротив, неявно у многих итальянских политиков устранение чужими руками опасного конкурента по влиянию на массы вызывало скрытое удовлетворение. Радующиеся этому не видели очевидного — они будут следующими. Немногие понимавшие происходящее без колебаний ликвидировались фашистами. В июне 1924 года был убит видный социалист Джакомо Матгеотги, ставший чрезвычайно популярным после критики подписания Итальянской социалистической партией «договора о умиротворении» с Муссолини и ее политики «нейтрализма».
Дальше все пошло ускоренными темпами по схеме, успешно реализуемой наследником ОУН—УПА. В июле 1924 года законодательно вводятся ограничения на свободу прессы (у Ющенко — решения СНБО по контролю местными администрациями СМИ и Нацсовета по телевидению об отключении российских телеканалов), в декабре того же года упраздняются последние административные и судебные институты, оставшиеся от времен демократии (ющенковские «реорганизации» судов — бесталанный плагиат), в 1926 году создается аналог нынешнего СБУ — «Организация по наблюдению и подавлению антифашистской деятельности».
Когда ведущие итальянские политики поняли, что зря доверились слову Муссолини о возможном участии во власти и ошиблись в надеждах переиграть его привычными методами, было поздно. Сожалеть о допущенных ошибках пришлось в эмиграции или в тюрьмах.
Приход к власти Гитлера произошел по тому же алгоритму. Пока правые и левые выясняли отношения друг с другом, коричневые все ближе подбирались к власти. Как и в Италии, многие правые политики, крупные промышленники и финансисты считали, что с нацистами выгоднее договориться, что они обеспечат необходимую стабильность, что Гитлер — меньшее зло по сравнению с коммунистами. За подобные иллюзии им пришлось расплатиться в полной мере после июля 1944 года, когда многие закончили свой жизненный путь подвешенными на фортепианных струнах или крючьях для туш.
Однако даже Гитлер, нацифицируя Германию, вначале не позволял такого демонстративного презрения к закону, какое любитель галичанских эсэсовцев сделал нормой государственного управления. Фюреру в голову не могло прийти в декабре 1933 года, после оправдательного приговора Георгию Димитрову на процессе о поджоге Рейхстага, ликвидировать суд города Лейпцига и снять с должности распоряжением рейхсканцлера председательствовавшего на суде доктора Бюргера из IV уголовного департамента Имперского суда.
От Народных фронтов к движению Сопротивления
Уроки Италии и Германии не прошли даром для европейских стран. Было усвоено основное — захват власти фашистами могут предотвратить только объединенные усилия всех антифашистских сил. Идеологические различия, взгляды на развитие экономики, политические противоречия должны быть вынесены за скобки. Если это условие не будет соблюдено, то сатанинский напор фашизма не остановить.
Последним предупреждением старой Европы, перед которой на фоне свастики уже горели огненные «мене, текел, фарес», стала попытка фашистского переворота во Франции в феврале 1934 года. Франция была на грани установления фашизма, когда 6 февраля националистическая организация «Огненные кресты», негласно поддерживаемая и финансируемая Германией, вывела двадцать тысяч «майданирующих» к Бурбонскому дворцу и потребовала передачи власти, обвиняя правительство в коррупции. В общем — французские вариации на тему «Бандитам — тюрьмы!». Правительство Эдуарда Даладье, как и государственное руководство Украины осенью 2004 года, проявило полную нерешительность. Все протекало по формуле бывшего царского министра юстиции Ивана Щегловитова: «Паралитики власти слабо, нерешительно, как-то нехотя борются с эпилептиками революции». Шли бесконечные совещания, а вождь «Огненных крестов» подполковник Франсуа де Ля Рокк уже видел себя фюрером Франции. Никто в правительстве не хотел взять на себя ответственность за единственно возможный в сложившейся ситуации приказ — применить к путчистам силу.