Не удивляюсь, если ночами в кошмарах перед ними являются солдаты Великой Отечественной. Посмотрят с жалостью, плюнут в рожу — да и идут прочь.
После развала СССР и всеобщей приватизации в обиход вошло словосочетание «новые русские». Сегодня оно известно всем бывшим советским гражданам и очень многим иностранцам.
Обозначает оно примерно то же самое, что в XIX–XX веках обозначало заимствованное из французского словечко «нувориш» (и созвучие тут, думается, не столь уж случайно). Так стали называть людей, внезапно и в одночасье разбогатевших и ставших собственниками огромных предприятий, в которые не вложили ни копейки. И не могли вложить, поскольку и денег таких у них не было, и приватизировались предприятия странно: государство «типа продавало» «типа бизнесменам» заводы и фабрики за деньги, которые само же им и давало в виде кредитов, залогов и т.п.
Огромные силы положили «новые русские» и служащие им за деньги и по убеждениям либералы на то, что создать приемлемый для массового сознания образ «эффективного менеджера». Но не выходил каменный цветок, потому что все прекрасно видели: вся их эффективность — это, по словам Маяковского, лишь «способность влезать легко и без мыла», — в приемные, гостиные и спальни тех политиков, которые в результате «демократизации» оказались близки к рычагам приватизации.
Не скоро, но стало ясно — многомиллиардные состояния пришли к ним не благодаря уму, воле, способностям и бережливости, — всем тем качествам, которые мы привычно продолжаем связывать с экономической успешностью. А благодаря неразборчивости в средствах, которая позволила им оказаться в нужное время в нужном месте, не капризничать и соглашаться делать все, что велят. Не были б эти — были бы другие, по своим человеческим качествам — такие же точно. Именно поэтому иностранцы называют наш современный капитализм инсайдерским, то есть «капитализмом для своих».
Потому и в массовом сознании тип «нового русского» получился очень неприглядным. Эдакий мещанин во дворянстве, сила есть — ума не надо, нахальство — второе счастье, с огромными амбициями («понтами», «распальцовкой»), скудным умом и еще меньшим образованием.
Примечательно и то, что не прижились словечки вроде «новый украинец» или «новый белорус». Хотя пресса и старалась, и старается до сих пор. Но народ всех бывших советских нуворишей, независимо от нацпринадлежности, называет «новыми русскими». И это лишнее доказательство того, что в народе нашем на подсознательном уровне существует убеждение: все мы, и украинцы, и белорусы — те же русские. И при этом, конечно, все люди разные: одни со знаком качества, другие — со знаком рвачества.
«Новый русский» — это вовсе не то же самое, что «богач», «олигарх», «миллионер-миллиардер». Это особый образ жизни и особый набор реакций на окружающий мир. С.Г. Кара-Мурза даже полагает, что это в значительной степени новые люди, новый народ, ментально и как следствие поведенчески отделившийся от прежнего народа.
Под влиянием перестроечной образца конца 1980-х и праволиберальной прессы 1990-х тип «нового русского» — нового человека — изжил в себе некоторые прежние качества и выработал новые, более соответствующие новым условиям меняющейся среды. Сейчас не время на этом останавливаться, отмечу лишь, что «новый русский» выработал то, что можно охарактеризовать как менталитет голодной крысы: способность мгновенно набрасываться и жрать (но только того, кто слабее!) и готовность всегда оправдывать жрущего — тем, что крыса ведь была голодна.
Сегодня мало кто не обидится, если его назвать «новым русским».
«Новые европейцы» — это другое. Это не столько люди, ведь гастарбайтеров из бывших стран соцлагеря в богатых странах никто не называет «новыми европейцами». Так называют страны, или, если угодно, сообщества, вступившие в ЕС после развала СССР. К одним (например, Чехии) такое определение применяется реже, к другим (Польше, Прибалтике) — чаще. Чем богаче страна, тем дальше она от «новых европейцев». И наоборот.
«Новые европейцы» тоже выработали себе новый образ жизни, образ действий, варианты реакций и жизненную философию — то есть то, что обобщенно и не всегда правильно сегодня называют менталитетом.
Попытавшись участвовать в современном разделении труда, они быстро убедились, что конкурировать со староевропейцами они не способны ни в чем.
Тогда они поняли, что — хочешь не хочешь — могут занять только нишу обществ фронтира. Эдаких стражей, стоящих «над пропастью во ржи», лицом к лицу с Вечной Угрозой Цивилизованному Миру — Великой и Ужасной Россией.