Навстречу нам мчится враждебная эскадрилья.
Это очень красивое зрелище: пятьсот аэропланов, по двадцать пять в ряд. В середине цеппелин — очевидно, в нем расположен главный штаб.
Австралийцы — отважные молодцы. Мы слышали, как военный министр разъяснил им, с каким врагом придется сражаться. Они знают могущество наших машин, и все-таки…
На мгновение воздушный флот приостановился. С цеппелина раздается какая-то команда. Шесть аэропланов летят прямо на нас. Они нас заметили. Они хотят вступить в открытый бой, но… все шесть останавливаются, как будто между ними и нами воздвигнута невидимая стеклянная стена. Мы даже невооруженным глазом видим, как их пилоты изо всех сил налегают на руль… Напрасно! Аэропланы не в силах сдвинуться с места.
Они поворачиваются и летят обратно, к цеппелину. Дядя встает, выпрямляется во весь рост и разражается таким смехом, какого я еще не слыхал у него. Мы летим на высоте восьмисот метров. Дядя хохочет не умолкая…
Там, на цеппелине, держат военный совет.
Весь воздушный флот выравнивается в одну линию. Вероятно, на цеппелине думают, что причиной остановки ринувшихся в атаку аэропланов является наш аппарат, такой маленький, такой безобидный на вид.
Против нас открывают огонь. С пятисот аэропланов раздаются дружные залпы… Но дождь снарядов падает перед асе той же незримой воздушной стеной… Мы в полной безопасности и спокойно наблюдаем за этим фейерверком. Когда пули попадают в область наших лучей, они мгновенно превращаются в капельки расплавленного металла и сгорают.
Австралийцы не трусы, но загадочность, абсолютная непонятность того, что происходит у них на глазах, приводит их в ярость.
Вот один из аэропланов устремился вперед с таким бешеным натиском, перед которым не устояла наша стена. Вот аэроплан уже прорвался, и мы слышим торжествующий крик пилота, но в этот же момент вспыхивает столб огня. Секунда — и все исчезло в пламени: аппарат, люди, ручные гранаты. Аэроплан растаял, превратился в газ, сгорел…
Лицо дяди бледно. Он тяжело дышит и говорит:
— Я не виноват. Я предупреждал. Я не хотел человеческих жертв. Они не послушались меня.
Бескровная битва длится весь день. Вражеская эскадрилья поднимается значительно выше. Мы следуем за ней. На всякий случай мы захватили теплую одежду и балконы с кислородом.
Австралийцы забираются все выше и выше, рассчитывая хоть там прорваться на нашей завесой. Напрасные усилия!
Воздушный флот поворачивает обратно.
Дядя удовлетворенно кивает головой.
— Это благоразумно. Они потеряли только один аппарат и отделались двумя убитыми.
Мы спустились ниже. Наступил вечер. И снова нам было продемонстрировано эффектное зрелище. Отчаявшись победить нас в воздухе, австралийцы начали бомбардировку наших владений дальнобойными орудиями.
Забавно было смотреть, как снаряды отскакивали от стены наших лучей и сгорали.
Новое нападение! На этот раз — ядовитые газы. Их постигает та же участь. Коснувшись невидимой завесы из лучей, они мгновенно вспыхивают.
Однако у нас есть одно уязвимое место: город Аллистер и гавань в Кэмбриджской бухте. Я был удивлен, когда мы возвращались ночью в Электрополис. На пути я увидел все наши цеппелины, аэропланы, несметное количество автомобилей, стада верблюдов и слонов… Невдалеке от города китайцы работали над разгрузкой.
Я недоумевая спросил дядю:
— Что это значит?
— Город Аллистер переселяется.
— Зачем?
— Я сдаю гавань. Она ненадежна. Море своей огромной водяной поверхностью оттягивает лучи на себя. Недавно здесь сгорел пароход. Я не хочу рисковать вторым… Кроме того, гавань мне больше не нужна.
— А австралийцы?
— Австралийцы, судя по полученным мною донесениям, будут здесь со своими пушками завтра рано утром. На здоровье!
На следующий день битва возобновилась, и мы с дядей были снова мирными свидетелями ее. Аллистер и Холльборн вылетели на двух аэропланах охранять нашу южную границу, мы же с дядей направились на север.
Солнце взошло над морем. Покинутый город Аллистер был тих…
Но вот — глухой удар там, внизу, и кверху взлетает столб земли.
Дядя говорит:
— Недурной прицел. Надо от дать справедливость этим гранатам, они разрыхляют землю лучше, чем наши плуги.
Через три часа бомбардировка прекратилась, и военные суда австралийцев осторожно подходят к берегу. Надо полагать, что наши враги немало удивлены тем, что мы позволяем им стрелять сколько угодно, не оказывая никакого сопротивления.
Дядя, глядя на великолепно снаряженные суда, говорит: