Моя спутница наклонилась вперед.
— Рай, — сказала она. Водитель включил двигатель и телевизор.
— Почему вы хотели знать, британец ли я? — спросил я, чтобы начать разговор.
Она отодвинулась от меня, прижав маску к стеклу.
— Посмотри на Луну, — сказала она быстро.
— Ну скажи, почему? — настаивал я, понимая, что раздражен и не она тому причиной.
— Она медленно движется вверх по пурпурному небу.
— А как тебя зовут?
— Из-за этого пурпура она кажется еще более желтой.
И тут я вдруг понял причину своего раздражения. Это был квадрат мерцающего света возле водителя.
Я ничего не имею против обычной борьбы, хотя смотреть ее мне скучно, но совершенно не выношу схваток женщин с мужчинами. То, что силы в основном «равны» — мужчины слабые и с короткими руками, а женщины в масках молодые и ловкие, — делало для меня эти схватки еще более отвратительными.
— Пожалуйста, выключите экран, — попросил я.
Водитель не оглядываясь покачал головой.
— И говорить не о чем, дорогуша, — сказал он. — Эту девушку готовили для схватки с Малым Зирком добрых несколько недель.
Я с яростью вытянул руку вперед, но девушка удержала меня.
— Пожалуйста, — испуганно прошептала она, качая головой.
Разочарованный, я вновь опустился на сиденье. Теперь девушка сидела ближе, но молчала. Несколько минут я следил за борьбой крепко сложенной девушки в маске с жилистым и тоже замаскированным противником. Его попытки атаковать напоминали движения паука-самца.
Я повернулся, глядя на свою спутницу.
— Почему эти трое хотели вас убить? — резко спросил я.
Отверстия ее маски были устремлены на экран.
— Потому что ревнуют, — прошептала она.
— А почему они ревнуют?
Она по-прежнему не смотрела на меня.
— Из-за него.
— Кого?
Молчание.
— В чем вообще дело? — спросил я.
Она все так же не смотрела в мою сторону.
— Послушай, — весело сказал я, меняя тактику. — Ты должна мне что-нибудь рассказать о себе. Я даже не знаю, как ты выглядишь. — Полушутя я поднес руку к ее шее, и тут же последовал быстрый удар. Я отдернул руку, чувствуя резкую боль: на тыльной стороне ладони виднелись четыре маленькие точки, из одной уже сочилась тонкая струйка крови. Я взглянул на ее ногти и заметил, что на них надеты остроконечные серебристые наперстки, которые я принял за лак.
— Мне очень жаль, — услышал я ее голос. — Ты меня так испугал. На мгновение мне показалось, что…
Она наконец повернулась в мою сторону, шуба ее распахнулась: под нею было вечернее платье в стиле критского Возрождения — кружева, поддерживающие груди, но не закрывающие их.
— Не злись, — сказала она, обнимая меня за шею. — Сегодня ты был великолепен.
Мягкий серый бархат ее маски касался моего лица. Сквозь кружева высунулся влажный теплый кончик языка и прильнул к моему подбородку.
— Я не злюсь, — ответил я. — Просто удивлен и хочу тебе помочь.
Такси остановилось. По обе стороны улицы виднелись черные отверстия окон с торчащими в них осколками стекла. В туманном пурпурном свете я заметил несколько оборванных фигур, движущихся к нам.
— Это движок, — пробормотал водитель. — Приехали. — Он сидел сгорбившись, неподвижно. — Плохо, что это случилось именно здесь.
— Обычно хватает пяти долларов, — прошептала моя спутница.
Она с таким страхом смотрела на собирающиеся фигуры, что я поборол возмущение и сделал, как она советовала. Водитель взял банкнот без единого слова. Вновь запуская двигатель, он высунул руку в окно, и я услышал, как о мостовую звякнули несколько монет.
Моя соседка вновь прижалась ко мне, но смотрела на экран телевизора, где крепко сложенная девица как раз укладывала на лопатки конвульсивно дергающегося Малого Зирка.
— Я так боюсь, — прошептала она.
«Рай» оказался таким же разрушенным районом, но там был клуб с занавесками на окнах, в дверях которого стоял грузный швейцар, одетый в космический скафандр. Меня это слегка ошеломило, но, пожалуй, понравилось.
Мы вышли из такси в момент, когда на тротуар упала пьяная старуха, сорвав при этом маску. Какая-то шедшая перед нами пара отвернула головы от полуоткрытого лица, словно смотрели на отвратительное тело на пляже. Когда мы входили за ними в клуб, я услышал голос швейцара:
— Быстрее, бабуля; иди и закройся.
Внутри царил голубой полумрак. Девушка утверждала, что здесь мы сможем поговорить, но мне это показалось невозможным. Кроме хорового сморкания и покашливания (говорят, что половина американцев аллергики) здесь был еще ансамбль, игравший исключительно громко в новейшем стиле, согласно которому электронная компонующая машина выбирала случайные группы звуков, а музыканты добавляли к этому свои мизерные индивидуальности.
Большинство клиентов сидели в отдельных боксах. Ансамбль играл за баром, а на эстраде танцевала девушка, совершенно голая, если не считать маски. Небольшая группка мужчин в конце бара не обращала на нее внимания.
Мы изучили меню, написанное золотыми буквами на стене, и нажали кнопки, заказывая цыпленка, жареные креветки и два шотландских. Минуту спустя раздался звонок, я поднял сверкающую крышку и взял наши бокалы.
Группа мужчин из конца бара направилась к дверям, но, прежде чем выйти, оглядели зал. Моя спутница как раз сняла шубку. Взгляды мужчин остановились на нашем боксе. Я отметил, что их было трое.
Музыканты ансамбля прогнали танцовщицу со сцены. Я подал женщине соломинку, и мы стали пить.
— Ты хотела, чтобы я тебе чем-то помог, — сказал я. Кстати, должен сказать, что ты прелестна.
Она кивнула, что могло означать благодарность, осмотрелась и наклонилась ко мне.
— Мне трудно было бы попасть в Англию?
— Нет, — ответил я, несколько удивленный. — Конечно, при условии, что у тебя есть заграничный паспорт.
— А его трудно достать?
— Пожалуй, да, — сказал я, удивленный ее невежеством. Твоя страна не любит, когда ее граждане путешествуют, хотя и не так строга в этом отношении, как другие.
— А британское консульство может помочь мне получить паспорт?
— Трудно сказать, чтобы то была их…
— А ты мог бы?
Я заметил, что за нами следят. Рядом с нашим столом прошел мужчина в обществе двух девушек. Девицы были высокие, с волчьими движениями, их маски сверкали драгоценностями. Мужчина шел между ними крадущимся шагом, словно лис на задних лапах.
Моя спутница даже не взглянула на них, однако постаралась вжаться поглубже в кресло. Я заметил у одной из девушек большой желтеющий синяк на левой руке. Через минуту все трое скрылись в глубокой тени одного из боксов.
— Ты их знаешь? — спросил я. Она не ответила. — Не уверен, что Англия тебе понравится. Наша суровая жизнь отличается от вашего американского стиля.
Она снова наклонилась вперед.
— Но я должна бежать отсюда.
— Почему? — мне это уже начало надоедать.
— Потому что боюсь.
Опять зазвенело. Я поднял крышку и подал ей жареных креветок. Соус, которым полили грудку цыпленка, был великолепной комбинацией из миндаля, сои и имбиря. Однако что-то было не в порядке с микроволновой печью, которая размораживала я разогревала мою порцию, потому что уже в первом куске я разгрыз оказавшийся в мясе кусок льда. Эти тонкие механизмы требовали постоянного контроля, а механиков не хватало.
Я отложил вилку.
— Чего ты, собственно, боишься?
Впервые ее маска не отвернулась от моего лица. Ожидая ответа, я чувствовал усиливающиеся в ней страхи, хотя она их еще не назвала, — маленькие, темные фигурки, роящиеся в ночи снаружи, собирающиеся в радиоактивной свалке Нью-Йорка, ныряющие в пурпур. Мне вдруг стало жаль девушку, захотелось помочь ей. Это теплое чувство соединилось со страстью, родившейся во мне в такси.
— Всего, — сказала она наконец.
Я кивнул и коснулся ее руки.
— Я боюсь Луны, — начала она тем же мечтательным голосом, что и в такси. — На нее нельзя смотреть и не думать об управляемых ракетах.