Этот ответ, казалось, смутил хозяина; но его уже охватило лихорадочное возбуждение.
— Раз… — сказал он, — …решите, господин депутат, разрешите рассказать историю, ни в коем случае не похожую на другие. Ни в коем случае. Во-первых, моя история отнюдь не чрезвычайна. А вовторых, она все же необычна.
В это мгновение дверь тихо и медленно приоткрылась, и Гюбернатис увидел собаку. Она несколько секунд покружилась, потом легко и решительно прыгнула на стул между хозяином таверны и странником и уселась там.
— Эта собака принадлежит вам? — спросил Амадей.
Хозяин посмотрел в направлении собаки, словно хотел удостовериться в ее присутствии.
— Да. Это Дино.
— Конечно, у него тоже есть история, — сказал Гюбернатис.
Он посмотрел на собаку, но та сделала вид, что ничего не слышала, закрыла глаза и зевнула; потом снова равнодушно посмотрела в сторону.
— Он храбрый маленький песик, — растерянно сказал хозяин. — Моя история, господин депутат…
— Вы расскажете ее потом.
— Она проста, она коротка, она ясна. Послушайте, господин депутат, меня зовут Рафаэль Деснуэттес. Мой отец был служащим отеля, мой дед был поваром, мой прадед даже написал книгу о приготовлении пищи. Итак, вы видите, какой аристократией нашего дела мы являемся. Я не буду говорить об этом, чтобы пощадить ваши чувства, господин депутат, я же знаю, что вы радикал-социалист. Хорошо, итак, я скажу вам, что профессия наша наследственная, мы занимаемся ею и ею живем. Я хотел стать моряком, господин депутат. Я действительно стал юнгой. Но когда мой отец умер, я почувствовал, что должен вернуться к фамильному делу, и сделал это в основном для того, чтобы скрасить дни своей старой матери и утешить ее она была горничной и уважала наши семейные традиции. Итак, сам я вернулся сюда примерно десять лет назад. Моя мать умерла два года спустя. Я остался сиротой. А теперь я перейду к своей собственной истории. Через пять лет после того, как я осел здесь — я обращаю ваше внимание на то, господин депутат, что это произошло пять лет назад, — однажды, как вы сегодня, сюда зашел странник, который, как и вы, путешествовал пешком. Это был довольно крупный мужчина, вероятно, даже атлет, с очень красивым лицом, господин депутат, а глаза глаза его ослепительно сияли. Он зашел на часок, чтобы выпить кружку пива. Я не могу вспомнить, что он мне рассказал, когда я присел рядом с ним, чтобы поговорить. Я ничего из этого не помню, — пожаловался он. — Затем минут через десять он ушел, и тогда я понял, что меня посетила… обезьяна.
— Обезьяна? — переспросил Гюбернатис.
Собака закрыла глаза и слегка склонила голову в сторону.
— Я знаю, что раню ваши чувства, господин депутат, — сказал Деснуэттес.
— Нет, нет, — пробормотал Гюбернатис.
— Да, да, я знаю это. Обезьяна! И все же это была обезьяна, которая почтила меня своим визитом. С этого дня я все жду ее возвращения, и каждый гость для меня желанен и почитаем! Вы сами, господин депутат, вы совершенно особенный, вы совсем не такой, как тот, кто должен вернуться сюда.
— Вы уверены, что он вернется?
Хозяин самодовольно усмехнулся.
— Конечно, господин депутат, конечно.
Собака снова открыла глаза.
— С одной стороны, — сказал Гюбернатис, — вы, кажется, все еще хорошо помните, как он выглядит, а с другой стороны, одержимы желанием снова найти его. Я хочу сказать: мне, к примеру, кажется, что я ничуть не похож на обезьяну, и все же вы задаете мне вопросы, словно я могу оказаться этой обезьяной.
— В самом деле. Но в этом нет никакого противоречия, господин депутат. Я только думаю, что его внешность могла измениться, что он принял другой облик.
— Как же вы тогда снова его узнаете?
— По кое-каким приметам.
— Но вы помните хоть что-нибудь из того, что он вам рассказал?
— Ничего. Я часто задумывался над этим. Но ничего. Ничего.
Потом:
— Как вы смотрите на стаканчик старого кальвадоса? У меня в подвале есть отличное вино. Я сейчас принесу его.
Он вышел из таверны.
Как только он оказался по ту сторону двери, пес сказал:
— Что вы думаете о его истории?
— Не слишком много. Я не привык к таким разговорам. Я живу в мире чисел и точных понятий.
— Да, он мечтатель, этот хозяин, не так ли?
— Он мечтатель, я честолюбец, вы быстро усвоили этикет людей, месье Дино. А вы, кто вы?
— Собака.
Но тут появился хозяин, и Дино больше ничего не говорил.
Кальвадос был первоклассным, и Гюбернатис сделал хозяину обычные комплименты. Хозяин таверны принял их как без малейшей гордости, так и без малейшей скромности. Он был так же молчалив, как и пес. Его желание рассказать историю, казалось, совершенно исчезло.
На безлюдной улице послышались шаги, они приблизились, и дверь начала открываться. Дино спрыгнул, со стула и залаял. В щели притвора появилась голова одноглазого старика.
— Вы должны утром посетить меня, господин странник, сказала голова.
— Вы можете на меня рассчитывать.
— Доброй ночи.
Голова исчезла, и дверь снова закрылась. Дино опять запрыгнул на стул.
— Вы с ним уже познакомились? — спросил Деснуэттес.
— Он недавно был здесь. Но… кто он, собственно, такой?
— Разве я это знаю? Кто это вообще знает? Старый, выживший из ума старик — и все.
Собака искоса посмотрела на странника и улыбнулась. Потом она спрыгнула со стула, уверенно направилась в сторону двери, толкнула ее и тоже исчезла. Они услышали шаги у себя над головами.
— Это девушка приготовила вам комнату, — сказал хозяин.
— Мне рассказали странную историю об этом одноглазом.
— И кто же?
— Ваша девушка.
Хозяин пожал плечами.
— Ха! В этой глуши все так суеверны! Пустая болтовня, иногда глупая. Некоторые заходят настолько далеко, что даже утверждают, что моя собака говорит.
Гюбернатис рассмеялся.
— На самом деле, хорошая шутка!
— И что она может делаться невидимой.
— Раньше ее сожгли бы, и вас вместе с ней.
— Меня? Меня?! Но, господин депутат, я честный гражданин. Что я сделал такого глупого?
— Этого одноглазого старика тоже сожгли бы.
— Сумасшедшего? Он же сумасшедший!
— Ну, сегодня-то сумасшедших больше не сжигают на кострах.
— Нет.
Хозяин замолк, и снова воцарилась тишина. Над их головами тоже было тихо, и стаканы были пусты.
— Я пойду лягу, — сказал Гюбернатис и встал. — Большое спасибо за великолепный кальвадос.
Он взял свой рюкзак.
— Вы найдете свою комнату? — не вставая, спросил Деснуэттес. — Она находится напротив лестницы. Это номер первый.
— Доброй ночи, месье Деснуэттес.
— Доброй ночи, господин депутат. — Но он так и не встал.
Гюбернатис открыл дверь. Лестничная клетка была освещена. У подножия лестницы он увидел Дино, который лежал на дерюжке и спал. Амадей медленно поднялся по лестнице, деревянные ступеньки заскрипели, но пес не проснулся.
Он вошел в комнату; в кровати, конечно же, лежала Гортензия.
На следующее утро, с первыми лучами солнца, Амадей проснулся свежим и отдохнувшим. Он сделал несколько ежедневных гимнастических упражнений, сполоснулся и привел себя в порядок. Потом спустился вниз. Его рюкзак уже находился в обеденном зале.
— Что желает господин? — спросила Гортензия, стоящая у кухонной двери.
— Черного кофе, хлеба, масла, мармелада.
Снаружи, по залитой утренним солнцем деревенской улице, деловито прошли несколько человек; там были также лошади, повозки, тачки, бороны; кошки и собаки; дети — все очень невзрачные, хотя и шумные. Его кофе, хлеб, масло и мармелад были поданы; он с удовольствием и наслаждением принялся за них. Гортензия, все еще не приведшая себя в порядок, убежала на кухню. Потом к нему присоединился Дино, который, как только дверь за девушкой закрылась, занял свое место на стуле напротив него. Амадей предложил ему кусочек сахара.
— Охотно, — ответил пес и начал грызть сахар.
— Сегодня утром прекрасная погода, — сказал Амадей.