— А почему бы вам не загадать желания, сэр? — поинтересовался Герберт.
Старшина взглянул на него так, как обычно глядят на самонадеянную молодежь люди, умудренные жизненным опытом.
— Я загадывал, — спокойно ответил он, но лицо его побледнело.
— И что, эти три желания исполнились? — спросила миссис Уайт.
— Да, — сказал Моррис. Бокал, который он держал у рта, постукивал о его крепкие зубы.
— А еще кто-нибудь загадывал желания? — не унималась она.
— Да, человек, который первый держал эту лапу в руках. Не знаю, каковы были его первые два желания, но в третьем он желал своей смерти. Вот так лапа и оказалась у меня.
Тон его был настолько серьезен, что в комнате воцарилось гробовое молчание.
— Если вы уже загадали три желания, то теперь лапа вам больше не нужна, Моррис, — наконец нарушил молчание мистер Уайт. — Зачем вы ее храните?
Старшина покачал головой.
— Так, из прихоти, — медленно проговорил он. — Я подумывал о том, чтобы продать ее, но в конце концов решил, что не сделаю этого. Она и так уже принесла достаточно горя. Кроме того, никто ее не купит. Некоторые считают, что это все басни, а те, кто и верят, хотят сначала опробовать ее, а затем уже покупать.
— Если бы у вас была возможность загадать еще три желания, вы бы воспользовались ею? — уставившись на Морриса, спросил мистер Уайт.
— Не знаю, — ответил тот, — даже и не знаю.
Он взял лапу и, крутя ее между пальцами, вдруг бросил в огонь. Уайт, вскрикнув, нагнулся к камину и вытащил ее.
— Лучше бы ей сгореть, — торжественно произнес старшина.
— Если она вам больше не нужна, Моррис, отдайте ее мне, попросил мистер Уайт.
— Нет, — наотрез отказался тот, — я бросил ее в огонь. Если вы сохраните ее, не обвиняйте меня в том, что может случиться. Будьте разумны, бросьте ее обратно в огонь.
Мистер Уайт отрицательно покачал головой и принялся внимательно рассматривать свое приобретение.
— Что нужно сделать, чтобы загадать желание? — спросил он.
— Зажать лапу в правой руке и вслух произнести желание. Но помните, я предупреждал вас о последствиях.
— Прямо как в «Тысяче и одной ночи», — заметила миссис Уайт, поднимаясь и направляясь на кухню готовить ужин. — Не пожелать ли тебе, чтобы у меня было четыре руки, чтобы я быстрее со всем управлялась?
Мистер Уайт вынул из кармана талисман, и все трое, видя, как встревоженный старшина хватает его за руку, от души рассмеялись, а Моррис сказал:
— Если вы уж решили что-то загадывать, то что-нибудь разумное!
Мистер Уайт засунул лапу обратно в карман и, расставляя кресла, пригласил гостя к столу. Во время ужина о лапе позабыли, а затем все расселись и снова принялись слушать рассказы Морриса про его приключения в Индии.
Как только гость ушел, Герберт заявил:
— Если рассказ Морриса про лапу такое же вранье, как то, о чем он трепался весь вечер, то у нас ничего, конечно, не выйдет.
— А ты ему что-нибудь дал взамен за лапу? — пристально глядя на мужа, спросила миссис Уайт.
— Да так, пустячок; хоть он и упирался, но я все же заставил его взять. А он опять принялся уговаривать меня выбросить лапу.
— Какой кошмар! — с напускным ужасом воскликнул Герберт. — Ну уж нет, мы попросим у лапы богатства и счастья, чтобы ты, папа, стал императором и не сидел больше под башмаком у мамы!
Произнеся это, он метнулся вокруг стола, спасаясь от матери, которая, вооружившись салфеткой, ринулась за ним.
Тем временем мистер Уайт достал из кармана лапу и с подозрением принялся снова рассматривать ее.
— Даже и не знаю, что пожелать, — медленно произнес он. Кажется, у меня есть все, что я хочу.
— Если бы ты еще сделал ремонт в доме, ты был бы абсолютно счастлив, папа, не так ли, — проговорил Герберт, кладя руку на плечо отца. — Слушай, пожелай для начала двести фунтов.
Мистер Уайт, робко улыбаясь своему, легковерию, протянул перед собой на руке талисман; в это время Герберт, подмигнув матери, с торжественным видом сел за пианино и величественно ударил по клавишам.
— Желаю получить двести фунтов, — отчетливо проговорил мистер Уайт.
Слова эти сопровождали удары по клавишам, но тут их прервал полный ужаса крик мистера Уайта. Сын и жена подбежали к нему.
— Она шевелилась, — с отвращением смотря на лапу, которую выронил из рук на пол, воскликнул он. — Когда я загадывал двести фунтов, она вдруг стала извиваться, словно змея!
— Я что-то не вижу денег, — сказал Герберт, поднимая лапу с пола и кладя ее на стол. — Пари держу, что и не увижу.
— Тебе это, наверное, почудилось, отец, — вставила миссис Уайт.