Это же место Моники, за двадцать фунтов в неделю. Маловероятно, чтобы Моника бросила его просто так. И тем не менее, вот оно — объявление. Напечатано черным по белому. Очевидно, старая газета, вот и все; должно быть, за прошлую неделю. Ее глаза скользнули по газете и остановились на дате. Нет, это был сегодняшний номер. Но должно же быть какое-то разумное объяснение всему этому. Наверное, Моника заболела, заболела настолько, что не в состоянии выполнять работу, вот в чем дело. Но эта мысль не успокоила ее. Она знала, что если бы Моника заболела, она бы вернулась сюда, или связалась бы с ней, или попросила бы выслать оставшиеся вещи.
Той ночью Хелен не смыкала глаз. Она все думала и размышляла, анализировала ситуацию, рассматривая ее со всех сторон и пытаясь найти в ней слабые места. Она так и не добилась успеха, когда в конце концов уснула, только решила, что отправится в Борвуд Манор, чтобы разыскать Монику.
— Садитесь, пожалуйста, мисс э-э-э…
— Лойд, Хелен Лойд, — предложила она свою помощь и опустилась в глубокое кресло, обитое зеленой кожей, положив ногу на ногу, чтобы продемонстрировать свои красивые стройные ноги.
— Ах, да! Лойд, конечно. Э-э-э, вы разрешите называть вас просто Хелен?
— Да, пожалуйста, — старалась она расположить его к себе, с улыбкой на лице, которая говорила: «Именно я вам и нужна».
— Ну хорошо. В таком случае, просто Хелен.
За письменным столом из красного дерева, обтянутым сверху зеленой кожей, сидел сэр Генри Уард. Его белоснежные волосы были безукоризненно зачесаны назад, открывая загорелое, все еще очень красивое лицо. Ему было пятьдесят шесть, но выглядел он на добрых пять лет моложе. Он рано оставил хирургическую практику, чтобы Остаток жизни провести в роскоши, на деньги, которые он получил в наследство. Его живые голубые глаза изучали письмо Хелен с просьбой принять ее на работу.
— Ну что ж, Хелен, — сказал он. — Сначала позвольте мне рассказать вам о работе. — Он уставился на старинную медную лампу, стоявшую на столе, и говорил так, будто предлагал работу лампе. — Предполагается, что жить вы должны здесь, в Маноре, и ублажать меня. Предполагается также, что вы должны умно, с пониманием дела, беседовать на различные темы, терпеливо выслушивать мое мнение, воспоминания о проделанных операциях. — Он сделал паузу, улыбнулся лампе, затем повернулся на вращающемся стуле, чтобы выглянуть в окно за спиной, и продолжал: — Играть со мной в теннис или крокет, потом он обратился к бюсту Гайдна на книжном шкафу, — шахматы или карты, если на улице неважная погода.
Теперь голубые глаза остановились на Хелен.
— Что вы хотите сказать, моя дорогая?
Хелен почтительно улыбнулась.
— Я была капитаном теннисной команды колледжа, а между матчами охотно играла в крокет и шахматы. Что касается карт, — она сделала короткую паузу, затем, застенчиво глядя на блестящий черный носик туфельки, продолжала: — Боюсь, моя комната всегда была убежищем для картежников, когда все ложились спать.
Сделав свое признание, она улыбнулась и закончила словами:
— Я полагаю, что получу удовольствие от наших дискуссий, и мне было бы интересно послушать волнующие подробности о ваших операциях.
Наступила пауза, пока сэр Генри приходил в себя после ее быстрого и точного ответа на все его вопросы.
— Превосходно! Превосходно! А теперь относительно зарплаты, Хелен. Если вы будете продолжать так же, как начали сегодня, я думаю, что смогу предложить вам двадцать пять фунтов в неделю. Ну, что вы на это скажете?
В то время, как Хелен улыбалась и бормотала слова благодарности, ее все время терзал вопрос о двадцати пяти фунтах. Почему на пять фунтов больше, чем у Моники? Что она могла сделать такого, что не сумела Моника? Почему, почему, почему Моника отказалась от такого места?
— Хорошо, в таком случае, мы договорились.
Он открыл дверь.
— Харпер! — крикнул он. — А, ты здесь. Проводи мисс Лойд в ее комнату. Теперь она пополнит наше небольшое семейство.
— Да, сэр.
Она сразу же невзлюбила Харпера, этого коренастого коротышку с черными косматыми бровями над глубоко посаженными маленькими глазками. Маленький рот с тонкими губами придавал его лицу выражение жестокости. Из широких ноздрей крупного носа пучками торчали черные волосы.