Ставя машину, он заметил группу женщин, шедших к ограде. Пройдя прямо в кабинет и манипулируя кнопками и ручками на пульте; он повел экскурсию по коридорам, закрывая одни проходы и открывая другие, довел их до новейшей загородки, впустил вовнутрь и закрыл дверь, наблюдая за неудачными попытками выбраться наружу. Потом впустил туда шимпанзе, и улыбка на его лице стала шире, когда он увидел, как не-люди смешались со старыми женщинами. Часть потомства была черной и волосатой, часть розовой и безволосой, часть смешанной. Молодняк быстро рос, протягивая руки за своими порциями, становясь перед машиной, которая их непрерывно изучала и сортировала. Некоторых отсылали в камеры дезинтеграции, некоторых выпускали в мир.
Рявкнул клаксон, и Дарин заглушил двигатель. Когда вылез из машины, рядом остановился автомобиль Стю Эверса.
— Кажется, снова у нас эти летучие мыши, — сказал Стю, когда они вместе направились в лабораторию. — Что с малышом Дрисколлом?
— Ничего, — ответил Дарин. Стю знал, что мальчику давали человеческую рРНК и что до сих пор эксперимент не дал положительных результатов. Организм мальчика не мог сделать такого резкого скачка. На сегодня он проявлял полную нетерпимость к А-127. Отвергал его почти немедленно.
Из кабинета Дарий позвонил Келли и спросил о новых животных, которых осматривали накануне. Вытяжки из крови были уже готовы. Он просмотрел свои записи и выбрал особь, проявляющую интерес ко многим делам одновременно, но не заканчивающую ни одно из них. Келли обещала, что укол будет готов к часу.
Никто из связанных с проектом ученых не мог уже возразить, что способность к обучению у обезьян и людей, которым вводили рРНК малыша Дрисколла, стала явно меньше, у некоторых, очевидно, необратимо.
Дарий предпочитал не думать о реакции миссис Дрисколл, если когда-нибудь та узнает, для каких целей использовали ее мальчика. Рей села на край стола и заговорила, высокомерно цедя слова:
— Я бы могла сказать ей, доктор Дарин. Я сказала бы так: «Мне очень жаль, но вы должны держать своего кретина как можно дальше отсюда. Его кровь отравляет мозги наших обезьян». Верно, Дарин?
— Боже мой, что ты здесь делаешь?
— Изучаю, — ответила она. — Просто изучаю.
Позвонил Сто, напомнив, что через сорок минут нужно идти смотреть, как группа Адама справится с новым заданием. Дарин совершенно забыл об этом. Ночью в каждой из загородок повалили по одному дереву, так, чтобы стволом оно перегородило русло ручья. В одиннадцать должны были выключить фонтаны. В загородке Адама дерево преградило доступ воде у самого ограждения, вдали от построенного на берегу ручейка шалаша. Группа, которой не давали рРНК, уже начинала выказывать признаки жажды. Группа Адама пока ни о чем не знала.
Дарий и Стю остановились у окна, через которое было хорошо видно почти всю загородку. Женщины к этому времени успели уже исчезнуть.
— Сегодня для них было слишком спокойно, — сказал Стю. Адам все время совершал обход, а прежде чем вернуться к остальным, почти час сидел на поваленном дереве.
Искусственное озеро все больше увеличивалось; вода в нем была грязной и выглядела непривлекательно. В десять минут двенадцатого по всей загородке было уже известно, что с водой произошло что-то плохое. Старшие шимпанзе пытались включить фонтан; сам Адам делал это несколько раз, стуча по нему палкой и ковыряясь в нем, но безрезультатно. Наконец он сел, глядя на бездействующее устройство. Один из молодых шимпанзе жалобно застонал. Он еще не хотел пить, просто был удивлен, а может, и встревожен. Адам недобро посмотрел на него, и шимпанзе тут же спрятался за Гортензию, которая оскалилась на Адама. Тот погрозил ей, а самка принялась искать у своего отпрыска. Когда тот снова заныл, наподдавала ему в бок. Молодой шимпанзе посмотрел на нее, на Адама, после чего сунул палец в рот и отошел в сторону. Адам по-прежнему смотрел на фонтан. Прошел час. Наконец Адам поднялся и направился к высохшему ручью. Тут и там виднелись лужи мутной воды. Остальные шимпанзе шли следом. Дойдя до места, где ручей вытекал из-под пластиковой стены ограждения, Адам снова сел на землю. Одно из молодых животных подошло к бассейну с грязной водой, коснулось поверхности, отдернуло руку, потом снова коснулось и наконец напилось. Еще несколько обезьян сделали то же самое. Адам продолжал сидеть неподвижно. В двенадцать сорок он ожил и, махая остальным самцам, подошел к дереву. С громким визгом и массой лишних движений они рванули ствол, потом еще раз и, наконец, сдвинули его в сторону. Вода хлынула в проход, залив обезьян. Две удрали, но две другие остались с Адамом, и первые вскоре вернулись.
Они все еще работали, когда Дарин уходил, чтобы не опоздать на встречу с миссис Дрисколл и ее сыном. Миссис Дрисколл приехала в десять минут второго. Келли оставила шприц с новым препаратом в небольшом холодильнике, стоявшем в углу кабинета. Дарин сделал Сонни укол, взял у него кровь и начал обследование. Временами Сонни даже сотрудничал с ним; это заключалось в том, что он брал рукой один из предметов, лежавших на столе, и бросал перед собой. Сегодня ему удалось очистить стол в течение десяти минут. Дарин сунул в руку леденец; Сонни тут же его выбросил. Дарин терпеливо продолжал давать ему все новые леденцы. Восьмой оставался в руке достаточно долго, чтобы Дарин довел ладонь до губ мальчика. Когда леденец исчез, Сонни открыл рот, ожидая следующего. Руки его неподвижно лежали на столе. Похоже, он вообще не понимал роли, которую они сыграли, перенося ко рту лакомый кусочек. Дарин попытался еще раз проделать то же самое, но на сей раз Сонни не желал ничего держать в руке.
Когда прошел час и Сонни начал выказывать явные признаки усталости, миссис Дрисколл сжала в своих ладонях руку Дарина. Глаза ее были полны слез.
— Вам удалось научить его есть самостоятельно. Хотя бы что-то, — сказала она срывающимся голосом. — Да благословит вас Бог, доктор Дарин! Да благословит вас Бог!
Она поцеловала его руку и торопливо отвернулась, чтобы он не заметил бегущих по щекам слез.
Келли явилась сразу после их ухода.
— Слышали новость? Адам строит собственную дамбу, — сказала она, забирая кровь на исследование.
Дарин молча смотрел на нее. Неужели перелом? Он торопливо бросился наружу. Ему показалось, что у окон собрались все работники института. Он заметил Стю и через мгновение был уже рядом с ним. Ручеек неторопливо тек по своему старому руслу, однако нигде не был глубже полуметра. Отчетливо виднелось его дно — местами каменистое, местами выстланное песком. Адам вместе с остальными собирал камни в единственном, идеально подходящем для этого месте, недалеко от шалаша. Возводимая ими дамба имела полметра толщины и находилась примерно в полутора метрах от стены и в пяти от окна, у которого стояли Стю и Дарин. Когда строительство было закончено, Адам оглянулся, и Дарину показалось, что глаза шимпанзе на мгновение взглянули прямо на него. Позднее он узнал, что почти все испытали то же самое, когда эти черные глаза смотрели в другие, тоже наделенные разумом.
— …ближайшей бури. В случае наводнения…
— …посеять зерно вместо…
— …мозг. Извилины те же, что у человека.
Дарин с еще звучащими у него в ушах обрывками торопливо набрасываемых планов вернулся в кабинет. На столе лежала записка: Якобсен поручал ему заняться посетителями из Общества охраны животных. В понедельник, в десять утра, он должен встретиться с представителями университета, кем-то из Общества и полномочными представителями всех заинтересованных сторон. Он начал писать ежедневный рапорт о Сонни Дрисколле. Пожалуй, Сонни слишком долго был вежлив и послушен. Не зажжет ли случайно последний укол искру решимости, необходимую, чтобы вновь начать буянить? Дарин предупредил его санитара о такой возможности, но Джонни это особо не взволновало. Оставалось надеяться, что Сонни не убьет своего санитара, чтобы потом броситься на отца с матерью. Мать он, вероятно, изнасиловал бы, не будь подобная целенаправленность действий совершенно чужда для его затуманенного мозга. А как быть с теми людьми, что добровольно согласились на инъекции вытяжек из крови Сонни? О них он не хотел даже думать и именно поэтому не мог освободиться от этих мыслей. Трое приговоренных, надеявшихся на смягчение наказания взамен за помощь науке. Он вдруг рассмеялся. Нет, они уже ничего не могли планировать. Только эти трое. Они просто ждали того, что должно случиться, не думая о том, когда это произойдет или как это их коснется. Вот именно: не думая. И точка.