Орбот спускался. Я, как зачарованный, смотрел на его все увеличивающуюся махину. Сбоку зашевелился нулевик. Я отпустил его и сел. Орбот медленно по спирали опускался все ниже.
Я представил, чем сейчас занимается Гейнит. И мысленно представил его, пригнувшегося в окопе, с пальцами на пульте управления лазером. И Гота, заглядывающего через плечо, от напряжения закусившего губу. Он всегда ее закусывал перед боем…
Я чувствовал, что должен стоять рядом с ними. Но не мог пошевелиться. Страх и напряжение ушли… я был пуст и не мог ничего делать, ощущая себя сторонним наблюдателем, словно это меня не касалось.
Орбот увеличился до размеров горы…
Он опускался в точности на то место, которое мы взяли под прицел. На секунду он завис, потом продолжил спуск…
Первым его встретил лазер Гейнита, вслед за ним остальные… три луча уперлись в борта орбота.
Сначала я подумал, что ничего не выйдет, но вот борта покраснели… красный цвет сменился белым…
Нулевик стал подыматься, я тоже встал, прикрывая ладонью глаза…
Орбот взорвался…
Нет, главный реактор уцелел, он не мог взорваться… Взлетели на воздух вспомогательные энергоустановки. Но ядерный взрыв — всегда ядерный взрыв…
Представь, что тебе на голову падает дом… Боль жуткая, но сознание тебя покидает раньше, и ты не успеваешь ее почувствовать.
О взрыве я догадался чисто инстинктивно и еще успел подумать, что эта ночь не кончится никогда и… прикрыть нулевика своим телом.
Дальше я не помню…
Следующее, что я помню, это нестерпимая боль. Мир, полный кровавой красноты и боли. Чей-то крик достиг моих ушей. Это был мой крик.
Когда я очнулся в следующий раз, боль утихла. Я видел!!! Солнце грело голые скалы. Надо мной стоял нулевик — казалось, его голова упиралась в небо… Я закричал… Все погрузилось в вязкую черноту.
Когда сознание снова вернулось ко мне, шел дождь — один из проливных полуденных ливней, столь обычных на Мире. Невдалеке стоял гравитолет. Надо мной склонился врач и что-то делал с моей ногой. В нескольких метрах от меня лежал нулевик… пуля попала ему прямо в сердце.
В огромных глазах нулевика отражался дождь…
Вот и все… думаю, не надо объяснять, что случилось с моей ногой. Сгорело слишком много нервных окончаний, и врачи не смогли пришить мне ногу. Я не жалуюсь… Я привык к своему жестокому протезу и считаю его не такой уж большой платой за урок…
Я понял, что человек — всегда человек, и что Вселенная безразлична ко всему. За все отвечают только люди… Вселенной же все — до одного места. И мне кажется, это правильно. Вселенная никогда не будет тебе помогать, но она никогда и не подставит тебе подножку. Ты можешь рассчитывать только на себя. Каждый из нас может надеяться, только на себя. И каждый должен заботиться лишь о себе. Только от нас зависит, где мы будем жить — в аду или в раю. И некого винить, если тебе придется не по нраву то, чего ты достиг. Не буду спорить, всегда приятно сваливать вину на других… Но поверь, они тут ни при чем.
Я мог бы примешать к своему рассказу какие-нибудь сверхъестественные силы — сказать, что был спасен потому, что спас нулевика. Что кто-то всеведущий спас меня… Но как же с Готом? Он погиб, а если бы он не отказался выполнить приказ, то я так бы и остался в окопе… Все остальные члены отряда тоже погибли, но могу поклясться — я был не лучше. Нет… это все чепуха… причина не в этом… Все гораздо проще… Когда я наконец понял, что нулевик такой же человек, как и я… я закрыл его от взрыва. Кстати, трое из наших пережили этот взрыв, но когда солнце взошло, оно попросту их поджарило задолго до прилета врачей… Я выжил только благодаря тому, что нулевик закрывал меня от солнца… закрывал своей собственной тенью… Не знаю, сознательно он это делал или это была случайность. В одном уверен — он узнал от меня тепло, которого не знал до этого. Ведь вся его жизнь походила на бесконечный коридор, переполненный болью. Познав тепло, он остался подле меня, хотя мог уйти… Впрочем, его гибель в любом случае была предрешена.
Для того чтобы ответить добром на добро, тебе не нужны ни слова, ни воспоминания… Все можно выразить простым касанием пальцев. Ты должен знать это… если когда-нибудь любил или был любим. Меня спасла доброта — тепло за тепло, добро за добро…
Медики, прилетев, застрелили нулевика, они подумали, что он мне угрожает… Это тоже на тему добрых поступков и наград за них Ашомни, добро и доброжелательность к людям — это то, благодаря чему наша цивилизация до сих пор существует… Это негасимый огонь, которым мы бесконечно делимся с другими, чтобы погасить мрак страха…
Я шел по жизни, совершая ошибки, перепробовал множество профессии, перелетал с планеты на планету… Единственно чего я не испытал… это любви… Здесь, на Косе, я нашел свой последний приют. Скоро вечер. Но ночь — скорее, понятие относительное Поверь — каждая ночь когда-нибудь заканчивается. Всегда. Потому что даже если ты далеко — всегда найдется кто-нибудь, кто увидит рассвет.
Сегодня чудный рассвет, не так ли?
Запомни, парень, всегда где-то есть чудный рассвет. Даже в день смерти…
Ты молод, но, поверь, со временем ты это поймешь.
Перевод с англ. К. Маркеева
Эвелин Лиф
ВСЕ ПРОСТЫНИ БЕЛЫЕ
Машины едва ползли.
Ладони Гарта были липкими от пота. Рубашка прилипла к животу.
Полдень. Еще двести пятьдесят миль. Мне ни за что не успеть.
Гарт подал машину на два фута вперед. Он понял, что втиснулся, по звукам сталкивающихся спереди и сзади бамперов.
Белые машины отражали солнечный свет.
Когда Гарт глядел прямо перед собой, свет слепил глаза. Поэтому он все время смотрел на баранку.
Глаза режет. Пожалуй, надо достать темные очки.
Гарт открыл бардачок, наклонился и заглянул внутрь.
Ничего. Ах, да. На той неделе. Вспомнил. Против них провели закон. Самый последний. Хотел бы я иметь темные очки.
Машины медленно двинулись вперед. Затем, одна за другой, со скрежетом остановились.
Даже половины не сделал.
До чего устал!
Никогда не надо пытаться проехать из конца в конец за один раз. Надо было послушать Риту.
Темные очки. Да.
Я еще помню, когда у нас были серо-голубые и черно-серые дороги. С единственной белой линией посредине. Теперь никаких линий. Все белое.
Он зажмурил глаза и закрыл их ладонями.
Ничего.
Гарт быстро надавил ладонями на глаза.
Красный.
Часть его головы была красного цвета. Кровь стекала из-за уха и капала с подбородка.
Меня вытолкнули прямо к нему. Со всех сторон стояли люди.
Над массой окружавших меня голов возвышался полицейский. Я повернулся, чтобы пройти стороной. Там тоже стояли копы.
Они окружили это место и сужали кольцо.
Парень с окровавленной головой упал. Я не мог глядеть на него. Но почувствовал его у ног.
Толпа подталкивала меня. Меня выжимали на свободное место, туда, где лежал этот парень.
Я должен был наступить на него либо упасть. Нет.
Меня толкнули в бок, но я остался стоять на месте.
Голоса, скандирующие что-то неразборчивое. Потом:
Снова и снова. Я ощутил нарастающую во мне силу. Скандирование раздавалось громче и громче.
Они ударили по нам водой из шлангов.
Струя попала мне прямо в лицо. Я повернулся, шагнул и упал на парня с окровавленной головой.
Меня ударили ногой в бок. Я услыхал женский визг. Закрыл голову руками. Снова удары ногами. Люди падали, спотыкаясь о меня.