— Думаю, это пойдет, — сказал Блэйк, потирая рукой подбородок. — Как это раньше никто не додумался до этого?.
Впервые он воспринял что-то с энтузиазмом. По крайней мере, это было оружие, которое он понимал.
— Бутылки лучше заправлять бензином, — сказал Фармен. — Это называется коктейль Молотова.
— Мсье Фармен, — сказал Деверо, — мы обязательно испробуем это. — Он встал, держа в руке пустой стакан. — Анри! Еще вина.
Через, два дня стали привозить керосин. Партии были неравномерными. То привозили несколько бочек, то целыми грузовиками. Керосин не был стратегическим продуктом, это была всего лишь жидкость, используемая для кухонных нужд. Его нельзя было заказать на ближайшем складе, как в эпоху сверхзвуковой авиации. Это все равно, что армии Чингис-хана понадобилось бы несколько тысяч фунтов пороха.
Июнь перешел в июль. Пригревало летнее солнце. День за днем Фармен фильтровал керосин своими самодельными приспособлениями. От запаха керосина болели легкие и раскалывалась голова. Иногда его тошнило до такой степени, что он не мог есть.
Один день сменял другой. Свободного времени у Фармена почти не было. Изредка он поднимал голову, когда слышал шум возвращающихся аэропланов. Он видел самолеты, крылья которых были изорваны в клочья. Он видел, как однажды, не долетев до земли, самолет развалился в воздухе и пилот погиб. Он видел, как однажды пилот посадил свой самолет, вырулил его на стоянку и умер от потери крови, когда пропеллер еще продолжал крутиться. А сколько раз он вместе с другими смотрел в небо, ища там самолеты, которые уже никогда не вернутся.
Несколько дней керосин не привозили. Он использовал это время, чтобы побольше узнать про немцев — их тактику, возможности самолетов. Большинство фактов, которые он узнал, ему были не нужны. По сравнению с «Пика-Доном» немецкие самолеты были почти неподвижными целями. Но имея в баках всего десять тысяч галлонов керосина, ему неплохо было бы знать, в каких районах чаще всего появляются немецкие аэропланы и в каком составе. У него будет время только на то, чтобы подняться в воздух, прицелиться, выпустить ракету и вернуться на базу. Надо было распланировать все по минутам.
— Они обычно держатся возле своей линии, — сказал он Деверо. — Вот и хорошо. Когда я поднимусь, надо, чтобы вы убрали все свои аэропланы. Я должен быть уверен, что самолеты, которые я обнаружу — немецкие. У меня не будет возможности разглядывать их.
— Это просто невозможно. Более того, неразумно, — сказал Деверо. Его шарф развевался на ветру. — Наши самолеты должны постоянно находится во всех секторах, чтобы прикрывать аэропланы, ведущие разведку. Если там не будет наших патрулей, противник нападет на эти аэропланы. Возможно, мы и уберем на час самолеты из того сектора, где в то время не будет наших разведчиков. Это будет достаточно?
— Не совсем, — ответил Фармен. — Вы патрулируете фронт между швейцарской границей и Вогезами, так?
— Этим занимаются несколько эскадрилий.
— Ясно, значит их тоже надо предупредить. На сколько миль тянется линия фронта? Пятьдесят? Семьдесят пять?
— На пятьдесят один километр, — ответил Деверо.
— Отлично. Я буду летать в 2 числа М. Таким образом, я пролечу это расстояние за три минуты. Только на разворот мне потребуется двадцать миль. Я сам буду патрулировать весь фронт.
— Так быстро? Вы не преувеличиваете, мсье?
— На высоте в шестьдесят тысяч футов я могу летать в два раза быстрее. Но я буду на высоте в сорок тысяч. Плотность воздуха там гораздо больше.
— Понятно, мсье.
Фармен не был уверен, поверил ли ему француз.
— Боюсь, мсье, вы все же не учли всех факторов. Даже если вы будете патрулировать вдоль всего фронта, то это будет лишь до тех пор, пока вы не встретите немецкий аэроплан. Тогда вам придется атаковать его, и вуаля, завяжется воздушный бой. А немцы не летают по одному, обычно вылетают четыре или пять самолетов. Кто же будет прикрывать наших разведчиков в это время?
— Я хочу, чтобы во время моего полета в воздухе не было даже разведчиков, — твердо сказал Фармен. — Я уничтожу всех, кто будет в тот момент находиться в небе. Так что разведчиков придется убрать. В любом случае, мне понадобится не более пяти минут с момента обнаружения самолетов противника до пуска ракет. Затем я возобновлю патрулирование.
В это время послышался шум приближающихся аэропланов. Деверо пристально вглядывался в небо.
— А вы не подумали, мсье, что немцы будут спокойно смотреть, как вы стреляете по ним ракетами? Все они опытные мастера воздушного боя. И даже если каждая ракета попадет в цель, то вы можете сбить только шесть аэропланов.
— Они и не заметят меня, — сказал Фармен. — Они и удивиться не успеют. К тому же одной ракеты хватит… — Он сделал красноречивый жест рукой. — Единственное, о чем я вас прошу — уберите на пару часов все свои самолеты. С десятью тысячами галлонов я все равно не продержусь в воздухе больше полутора часов. Разве я много прошу? Всего два часа.
В небе были видны приближающиеся аэропланы. Два шли впереди, а третий следовал за ними, постоянно теряя высоту и набирая ее снова. Фармен не знал, сколько самолетов ушли на патрулирование в этот раз, но обычно это было не менее четырех самолетов. Опять сегодня в столовой будут пустовать стулья.
Первый самолет пошел на посадку. Его нижнее крыло было изорвано в клочья, трепыхавшиеся но ветру, как флаги. Переднее колесо вихлялось из стороны в сторону. Когда аэроплан сел, шасси отвалилось. Крыло задело землю, и через секунду аэроплан превратился в бесформенную груду обломков, из которой торчало хвостовое оперение. Люди побежали по полю. К небу стал подниматься столб густого черного дыма. Через мгновение это был вздымающийся ад. Никто не мог приблизиться к горящему аэроплану. Пилота уже не было видно. Второй аэроплан приземлился невредимым.
Деверо посмотрел на Фармена.
— Нет, мсье, — сказал он. — Вы просите совсем немного. Это мы слишком много требуем от людей.
Фармен поднял «Пика-Дона» с аэродрома, когда только занималась заря. Истребитель неуклюже взлетел. Что ж, та бурда, которой он его поил, отличалась от обычного меню истребителя. Он набрал высоту 8 000 футов, прежде чем перейти в горизонтальный полет. На трех тысячах он преодолел звуковой барьер. Указатель числа М показывал 1,25.
Солнце взошло, когда «Пика-Дон» летел на высоте 20 000 футов. Воздух был кристально чист. Где-то внизу две армии стояли друг напротив друга. Это длилось более четырёх лет. Фармен поднял самолет до 40 000 футов и принялся за патрулирование, делая «восьмерки» от швейцарской границы до вершины Вогезов. Он непрерывно наблюдал за индикатором кругового обзора, ожидая, когда там появится отметка от немецкого самолета.
В хорошие для полета дни немцы обычно вылетали на патрулирование, чтобы перехватить разведывательные аэропланы, которые французы тоже поднимали в такие ясные дни. Наверняка во главе патруля будет Бруно Кайзерлинг. Фармен внимательно наблюдал за зоной, где находился немецкий аэроплан. Когда немецкие аэропланы взлетят, их немедленно обнаружат радары «Пика-Дона». Глядя на экран, он продолжал выписывать «восьмерки», ожидая появления на экране отметки от цели. Он уже два раза пролетел над линией фронта, но самолетов противника не было видно. Вообще на экране не было никаких самолетов, хотя французская эскадрилья, вылетела раньше его, чтобы наблюдать за обещанным боем. Горючего оставалось всего на шесть или семь «восьмерок», а затем он будет вынужден вернуться на свой аэродром.
И опять неделями фильтровать керосин? Он еще два раза пролетел вдоль линии фронта. Ничего. Что ж, он сам их найдет. Поискав на экране немецкий аэродром, он стал снижаться. У него шесть ракет. Достаточно будет одной, чтобы полностью разрушить их взлетную полосу.
Он опустился до высоты 20 000 футов, когда заметил немецкие аэропланы. Ровным строем они летели на север. Фармен бросил взгляд на экран — никаких отметок от самолетов.
К черту взлетную полосу! Теперь у него есть противник. Фармен круто развернулся, чтобы оказаться позади строя немецких аэропланов. В результате маневра он уже не наблюдал их визуально, но радар покажет ему, где они находятся. Теперь можно было не спешить.